Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 2

Альберт. Я это предложил в простоте, а у тебя получилось так ярко и метко. Выслушай только одно, ради моего научения. Вот что, мне кажется, ты хочешь сказать. Если бы этот папский флорин жил жизнью интеллекта, он обязательно знал бы себя флорином, а тем самым и монетой того, чей знак и образ он носит: он знал бы, что имеет свое бытие флорина не от самого себя, а от того, кто отчеканил на нем свой образ. Потом, видя сходный образ во всех живых [монетах-] интеллектах, он узнал бы, что и все монеты — образ одного и того же [монетчика]. Видя на чеканке всех монет одно лицо, он понял бы, что единое равенство, через которое образована действительным образом каждая монета, есть причина всякой возможней монеты одного и того же [монетчика]. Видя также, что монета отчеканена, он понимал бы, что она смогла стать монетой, то есть прежде действительного образования как монеты имела еще раньше того возможность быть монетой; таким путем он увидел бы в себе материю, которой напечатление знака определило быть флорином. Наконец, поскольку монета принадлежит тому, чей на ней знак, свое бытие она будет иметь от присутствия в знаке его истины, а не от самого по себе нанесенного на материю знака. Причем одна и та же истина своими разными знаками определяет материю по-разному: не может быть многих знаков без привхождения разнообразия в это множество, и истина в разных знаках не может определять материю иначе как по-разному. Отсюда получается, что всякая монета будет обязательно сходствовать с другой монетой, поскольку все монеты сходятся в своей принадлежности одному и тому же монетчику, и в то же время разнствовать, поскольку между собой они разные. Все это и многое подобное мог бы увидеть в себе тот живой флорин.

Кардинал. Ты ясно подытожил все сказанное мной. Но особенно запомни, что есть только одна истинная, точная и достаточнейшая форма, все формирующая, разнообразно светящаяся в разных знаках и по-разному формирующая, или выводящая в действительность, все формируемые вещи.

1. Прими краткий компендий, содержащий вещи, которые тебе следовало бы продумать.

Если хочешь совершенствоваться, утвердись сперва в истинности того, о чем свидетельствует здравый ум всех людей. Скажем, ни единичное не есть многое, ни простое не есть сложное. Отсюда, единое не может быть во многом единичным, то есть таким, каково оно б себе, а только таким, каким оно может сообщить себя множеству. Потом, нельзя отрицать, что вещь существует по природе прежде, чем познается. Из-за этого ни чувство, ни воображение, ни интеллект не постигают ее в модусе бытия, раз он им предшествует, и все, что постигается каким угодно способом познания, только обозначает тот первичный модус бытия, являясь поэтому не самой вещью, а ее подобием, идеей или знаком, так что нет науки о модусе бытия, хотя совершенно очевидно, что такой модус есть. Мы обладаем умным видением, созерцающим то, что прежде всякого познания. Кто старается потом определить в познании то, что так видит, трудится напрасно, словно человек, старающийся еще и рукой коснуться цвета, который доступен только зрению. Видение ума относится к модусу бытия, как чувственное видение к свету, который оно достовернейше знает существующим, а не познает: свет предшествует всему, что может быть познано таким видением; все, что познается благодаря свету, есть знак этого света; так, цвета, познающиеся зрением, суть знаки и определения света в прозрачной [среде]. Предположи, что солнце — отец чувственного света, и по его подобию представляй Бога-Отца светом вещей, недоступным никакому познанию, а все вещи — отблесками [387] Ср. «О даре Отца светов» 4, 108. этого света, к которым умное видение относится так же, как чувственный взор к солнечному свету. И здесь остановись в рассмотрении модуса бытия, поднимающегося над всяким познанием.

2. Итак, вещь, как она попадает в наше сознание, воспринимается в знаках. Следует поэтому искать разные способы познания через разные знаки. В самом деле, раз никакой знак не обозначает собственно бытия с предельным совершенством, то, если мы хотим достичь познания наилучшим возможным образом, надо обязательно идти к нему через разные знаки, чтобы из них можно было извлечь более полное знание, подобно тому как чувственная вещь лучше познается через пять чувственных знаков, чем через один или два. Со своей стороны совершенство бытия всякой вещи требует, чтобы она могла познавать; скажем, поскольку взрослое (perfectum) живое существо не может жить без пищи, оно должно знать свою пищу. Питание не находится повсюду, поэтому живое существо обязательно будет иметь способ передвигаться с места на место и искать. Как следствие оно будет иметь и все чувства для опознания нужной ему пищи зрением, слухом, обонянием, вкусом и осязанием. Кроме того, живые существа одного вида для блага жизни взаимно берегут и поддерживают друг друга, так что им надо опознавать свой вид и, насколько требует совершенство вида, слышать и понимать друг друга; так, петух одним голосом (voce) зовет куриц, найдя пищу, и другим предупреждает их, чтобы они бежали, когда по тени замечает приближение коршуна. Поскольку более благородному живому существу для его благополучия познание нужней, человек должен иметь самые большие знания среди всех: он не может существовать хорошо и счастливо без механических и свободных, а также нравственных наук и теологических добродетелей. Потому, что познание необходимо человеку больше, чем другим живым существам, все люди по природе стремятся к знанию. Здесь им помогает передача знания, чтобы неученый и незнающий обучался (informetur) более ученым. Поскольку это возможно только через знаки, перейдем к изучению знаков.

Все знаки чувственно постигаемы. Они обозначают вещи или природно, или по установлению. Природно — как те знаки, посредством которых предмет обозначается в чувстве. По установлению — как слова, письменность и все, что воспринимается слухом или зрением и обозначает вещи постольку, поскольку так установлено. Природные знаки понятны от природы без другого учителя; скажем, знак, означающий цвет, понятен каждому видящему его, а означающий звук — всем слышащим; то же в отношении остальных чувств. [Понятен от природы] возглас радости, например смех, и печали, например стон, и так далее. Но другие знаки, установленные с целью означивания произвольно, становятся понятны не знающим этого установления только благодаря искусству или обучению. Поскольку все знаки, посредством которых надо передавать знание, должны быть известны и учителю, и ученику, первое обучение будет направлено на знание этих знаков; оно первое потому, что без него ничего невозможно преподать и в его полноте заключено все, что только может быть преподано и передано.