Коллектив авторов - Опыт словаря нового мышления

Вот почему предлагаемый мной проект приобретает большую ценность и для нас, и для вас. У нас его осуществление послужит свидетельством сохранности в советском обществе внутреннего потенциала обновления, покажет, что отмеченная мной автономия социальной сферы действительно создала условия для возникновения в недрах общества-Гулага новой интеллигенции. Ибо ныне значительная часть населения, обладающая хорошим образованием, высоким уровнем культуры, активным интеллектом, каждодневно подтверждает свою жизнестойкость, преобразуемую в способность к политической борьбе.

Эта книга будет представлять определенную ценность и для борьбы на одном из фронтов перестройки. Конечно, речь здесь не идет об экономическом фронте: здесь просвета еще не видно, и в вашей стране сохраняется самый широкий в мире разрыв между высочайшими духовными и творческими качествами народа и материальными условиями его повседневного существования.

Благодаря своему творческому гению ваши литераторы и кинематографисты дали миру возможность ощутить драматизм событий русской истории. Сегодня необходимо рассказать ему и о вашей оценке проблем нашего времени.

Марк Ферро

Дорогой Марк!

Я с большим интересом воспринял твою идею о книге, в которой наиболее важные проблемы нашего времени были бы представлены в форме диалога французских и советских интеллектуалов. Эта идея так сильно меня затронула, что я сразу же, прочитав твое письмо, набросал довольно большой список из слов-понятий, которые, как мне показалось, могли бы заинтересовать - в современной их интерпретации - как французских, так и советских читателей. Затем эту твою идею я стал обсуждать с моими коллегами - историками, лингвистами, социологами. Все они подхватили ее, что называется, слету, каждый тут же предложил что-то свое, а самое главное, настойчиво посоветовал мне ни в коем случае не упустить саму возможность этого совместного издания. Такая живая реакция объясняется, видимо, тем, что у многих думающих людей в нашей стране давно уже накапливалось стремление не просто к самовыражению наедине с самим собой - это дело давно уже стало для нас привычным, - но и стремление к собеседованию, потребность в самопознании через другого, а вместе с тем и желание открыться этому другому, открыться современному миру, сделаться понятными для него со всеми нашими муками и переживаниями, со всеми разочарованиями, поисками и надеждами. Слишком долго мы жили на этой земле в состоянии интеллектуальной самоизоляции. Самоизоляция, говорю я. Для нас долгое время оставались невозможными нормальные отношения с западной культурой, поскольку, по существу, на всю эту культуру был наложен запрет господствовавшей у нас удушающей идеологией, которая, по самоопределению, претендовала на то, чтобы быть единственным голосом истины, и эта идеологизация всех сфер творческой активности у вас с удовольствием представлялась как доказательство нашей неспособности на какие бы то ни было изменения. И это часто мешало вам улавливать то, что все-таки продолжало жить за нашим ортодоксальным фасадом, мешало вам ухватить те богатства мысли, которые накапливались в ходе продолжавшихся у нас дискуссий. Я бы очень хотел, чтобы наша совместная книга стала одновременно и для нас новой точкой отсчета реинтеграции в мировую культуру, с привнесением в нее всей нашей специфичности, и для вас - первым шагом к тому, чтобы начать вновь познавать нас, отказавшись от всех стереотипов и предрассудков.

Слава богу, времена меняются, и на это уже можно надеяться. У нас все реже говорят, что только в пределах марксизма возможно продвижение к истине. Кроме того, с работами М. М. Бахтина в советскую гуманистику пришла идея диалога, идея, согласно которой (и вопреки практикующимся у нас официальным доктринам) могут быть не только разные трактовки, разные суждения о каком-то определенном предмете, принадлежащие одному и тому же сознанию, но что разные типы мышления могут совершенно по-разному воспринимать один и тот же предмет. Эта идея оказалась очень созвучной тревожным реалиям XX века. Без нее трудно справиться с углубляющимися противоречиями нашей эпохи.

Это первое, что мне хотелось бы сказать тебе, Марк, в ответ на твое предложение. Было бы очень желательно, чтобы у читателей книги утверждалось сознание, что представленные в ней взгляды не следует по привычной схеме подразделять на плохие или хорошие. Хорошо бы всем нам свыкнуться с мыслью, что сознания бывают разными по типу, по характеру и каждое из этих разных сознаний может и имеет право по-своему мыслить об окружающем мире.

Во-вторых, об образе другого. За последние десятилетия мы, конечно же, дали миру слишком много поводов плохо думать о нас. Длительная война режима против собственного народа, реки крови, социализм без колбасы и свободы, фальсифицированная история, изуродованное сознание, зловещие, опасные международные авантюры -все это и многое другое сформировало в представлениях миллионов людей на Западе неприглядный, отталкивающий образ СССР. Горько нам, живущим в этой стране и не видящим себя вне ее, сознавать эту истину. Но надо. Надо, чтобы понять, как и почему все это стало возможным. Надо, чтобы, открывшись самим себе и всему миру, совершить национальное покаяние перед погибшими, перед искалеченными душами живых. Надо, наконец - и это главное, - чтобы, поняв и покаявшись, простить всех, кто жил в этой стране до нас. Не забыть, не оправдать или осудить, а именно простить.

Мне кажется, что мы как людское сообщество в таком вот очень сложном, мятежном состоянии, мы в поисках самих себя, в своей собственной истории и в современном нам мире, мы в качестве образа другого, если бы нам действительно довелось раскрыться, могли бы представлять действительно большой интерес.

Совместная книга могла бы быть также и своего рода инструментом для восстановления более комплексного видения нашей страны и тем самым способствовала бы разрушению сформировавшегося у нас упрощенного, стереотипного ее образа, основанного на идентификации, сведении всего, что есть в нашем обществе, к системе власти, заглушающей все прочие социальные голоса. Правда, эти голоса долгое время были еле слышимыми, что поделаешь, если иначе говорить было нельзя. Да, негромко, но они все-таки звучали! И разве возможно было бы все то, что происходит у нас сегодня, без тихого шелеста тех голосов, которых не хотели слушать ни по ту, ни по эту сторону границы? И разве это максимально упрощенное видение нашей страны, разве оно не способствовало усилению вашей собственной самоуверенности? Ведь если образ другого демонизирован, довольно просто почувствовать себя ангелом. Я не хотел бы отрицать, что у вас были вполне определенные основания представлять нас в ужасном виде. Но Прага и Будапешт - они также были и для нас. То же и об эмигрантах. Подавленные самовластным режимом и выброшенные из их собственной страны, они, конечно же, способствовали созданию демонизированного образа моей страны. Можно ли их за это осуждать? И служит ли это основанием для сведения горестной, но далеко не однозначной реальности всей страны к одному лишь ее режиму? Что касается меня, я так не думаю, и наша книга призвана это показать.