Коллектив авторов - Опыт словаря нового мышления

Резко отрицательное отношение к самой возможности более открытых отношений с западным миром, свойственное большинству религиозных руководителей стран «третьего мира», являющихся резервуаром рабочей силы для индустриальных обществ, - это не только результат колониализма, но и реакция на периодические вспышки эмиграционных процессов. Стремление сохранения принадлежности эмигрантов к их первоначальным религиозным общинам исключает любое послабление в этой позиции, хотя можно предположить, что в других условиях можно было бы надеяться на большие шаги к открытости. Некоторые лозунги и крупные идеологические баталии способствуют сохранению единства диаспоры и направлены на противостояние угрозе интеграции с принимающей страной, иными словами, опасности поглощения. Вынесение смертного приговора мусульманскому писателю Салману Рашди за опубликование «Сатанинских стихов» и демонстрации, которые произошли вслед за этим в самых разных странах, могут быть поняты именно в этом свете. Преподанный нам философами-просветителями урок о том, что люди освободятся от пут религии благодаря разуму, - это урок, который в год 200-летия Великой французской революции особенно часто вспоминается в сложных условиях современной действительности. Светская система, пропагандируемая и постепенно утверждаемая сначала в Европе, а затем в Америке, эволюционирует не так, как предполагалось. Констатируя это, следует признать, что индустриальное общество не принесло обещанного прогресса. Это объясняется множеством причин, наиболее явной из которых стало существенное ускорение технического прогресса, слишком обогнавшего уровень образования, получаемого в школах и даже университетах. Отставание в сфере образования сопровождается все большим оскудением духовной жизни и постепенным усреднением жизненного уклада, насаждаемого этим обществом с помощью средств массовой информации во всех частях света. К этой картине добавляется нерешенность классовых конфликтов, в силу чего наиболее обездоленные покидают города и в массовом масштабе заселяют пригороды, зачастую в самых отвратительных условиях, а также нерешенность вопроса о престарелых членах общества, нередко загоняемых в необустроенные богадельни, чтобы покорно ждать день своей смерти.

Не сумев обеспечить ожидаемый прогресс, хотя это было ему по силам, индустриальное общество обрекло людей на одиночество и безысходность в столкновении с жизнью, что неминуемо питает религиозное чувство. Культовые шествия, паломничество, божественные явления, чудеса, все чаще встречающиеся в наши дни, способствуют сохранению и развитию религии, которая для многих остается последним оплотом против обезличивания.

Юрий Левада

Судьбы религиозных идей в России за последние столетия в значительной мере связаны с тенденциями их гиперсоциализации и даже политизации. Позиции защитников, скептиков и наиболее радикальных оппонентов религии строились на протяжении всего этого времени в большей степени на утверждении или отрицании ее социальных функций, чем на отношении к метафизическим и экзистенциальным постулатам. Квинтэссенция этой поистине уникальной ситуации содержится в рассуждениях героев Достоевского: «Если бога нет, то все позволено», «Если бога нет, то какой же я капитан»…

Соответственно, аргументы российского атеизма - от Белинского да марксистов - концентрировались на обличении вульгарно-сервилистских (в их представлениях) функций религии и церковности и неумолимо тяготели к вульгарному богоборчеству и попоедству. Оборотную сторону такой радикализации социального атеизма составила довольно ясно обозначившаяся еще на ранних стадиях его формирования тенденция к сакрализации самого общественного движения, его авторитетов, его текстов, его жертв и т. д. Социалистический идеал приобрел при этом черты не просто даже социальной утопии, но прямого подобия царства Божия на земле, которое одним фактом своего осуществления устранило бы всякую возможность апелляции к религиозному утешению или метафизическим ориентирам. Сложилось представление о том, что радикальное преобразование общественно-экономических отношений способно сразу и полностью, раз и навсегда разрешить все проблемы социального, индивидуального и духовного существования человека.

В пореволюционной ситуации такая точка зрения нашла свое продолжение в политике государственной антирелигиозности, имевшей не прагматические, а почти исключительно идеологические основания. Предполагалось, что государственно-идеологический контроль над всеми сферами публичной и частной жизни вместе с принудительным ограничением возможностей религиозной деятельности (закрытием храмов, запрещением церковной благотворительности и пропаганды и пр.) в кратчайший срок обеспечат всестороннее торжество сакрализованной (до степени политического культа) антирелигиозности.

Эти расчеты не сбылись. Социально-экономические трансформации не только не приблизили общество к идеалу утопической гармонии, но в немалой мере сам этот идеал дискредитировали; распространение религиозного индифферентизма среди значительной части населения не может отождествляться с утверждением воинственно-атеистического мировоззрения. Существуют основания полагать, что этот индифферентизм, обусловленный в основном форсированными процессами урбанизации и раскрестьянивания, тесно коррелирован с индифферентизмом моральным.

Неудача попыток «социального» искоренения религии обнаружила неадекватность чисто социологических концепций ее существования (эвгемерических, марксистских или дюркгеймианских), не принимавших во внимание культурно-исторические и личностные структуры.

В последнее время в рамках переоценки социальных измерений нынешнего советского общества наметились определенные новые тенденции в положении религии и отношении к ней. Прежде всего налицо все более явственный отказ государственной власти от линии на форсированное «вытеснение» религии из общественной жизни: исправление нарушений законности и начатый пересмотр самого законодательства о культах, легализация благотворительной активности церкви. Затем, как в официальных документах, так и в научной и широкой литературе сделаны существенные шаги к более объективной оценке исторической, культурной и психологической роли религии. Наконец - что, по-видимому, наиболее важно, - налицо отречение от абсолютистских квазирелигиозных претензий государственно-политических и официально-идеологических структур. Правовое государство, необходимость которого наконец получила должное признание, исключает сакрализацию власти, авторитета или каких-либо институтов государства, в том числе идеологических, равно как и претензии таких институтов на тотальное решение проблем человеческого существования. Тем самым создается основа для перспективы институционального и идеологического плюрализма общества.