Эдвард Бэнфилд - Моральные основы отсталого общества

Власти прячут эти циркуляры, чтобы никто не уезжал. Они боятся, что если крестьянин уедет в Америку, он там преуспеет и приедет обратно богатым туристом. Тогда они окажутся беднее его и перестанут быть шишками. Еще они боятся, что уедет слишком много семей и здесь некому будет работать. А если никто не будет работать, что они будут есть? Ведь кроме крестьянина работать больше некому.

В представлении высшего класса, у крестьянина, в свою очередь, есть отличительные черты, которые объясняются классовой принадлежностью. Крестьянин упрям, подозрителен, скрытен и лукав. Он никогда не говорит правды. Доктор Джино с горечью и недоумением рассказывает, как ведут себя с ним крестьяне, которые знают его всю жизнь и не видели от него ничего, кроме добра. На приеме они держат себя крайне настороженно – как будто это не им, а ему нужно было, чтобы они пришли, – и лгут о своих симптомах. Женщины, по словам доктора, особенно часто пытаются скрыть от него свою болезнь. Когда он спрашивает крестьянку, где у нее болит, она показывает: «Здесь». Но при этом вздрагивает от боли, когда он дотрагивается до совсем другого места. «Здесь болит?» – переспрашивает он. «Нет», – отвечает пациентка. В конце концов врач вынужден обо всем догадываться самостоятельно:

Крестьяне настолько подозрительны, что если бы я посещал больных на дому и оставлял им какие-то лекарства, они бы начали гадать, сколько же мне платит правительство, если я могу позволить себе приходить к ним домой и что-то раздавать за просто так.

Как считают господа, подозрительность крестьянина – это пережиток многовековых притеснений. Были времена (предположительно оставшиеся в прошлом), когда подозрительность помогала ему выжить; с той поры она глубоко – фактически на уровне инстинкта – укоренилась в его характере. Поэтому и в наши дни он ни при каких условиях не скажет правды [52].

Это, разумеется, по большей части миф. Скрытность крестьянина ни в коем случае не «инстинктивная»; он с удовольствием рассказывает о своих делах, когда ему от этого есть польза [53].

Таким образом, обе стороны – и высший класс, и крестьяне – рассматривают идущую в Монтеграно войну всех против всех как классовую борьбу. Интеллектуалы, которые изучают общество южной Италии, находятся, как и положено интеллектуалам, под влиянием Маркса и потому склонны совершать ту же ошибку.

Одно дело, как человек себя ведет, и совсем другое – как он должен себя вести. В Монтеграно принято считать, что мужчине надлежит бороться с жестоким и непредсказуемым миром за выживание своей семьи. Поэтому он обязан посвятить себя interesse семьи и быть готовым делать все, что пойдет ей на пользу, – в том числе вести себя мелочно и несправедливо по отношению к другим. Зная, что все остальные вынуждены вести себя точно так же, он должен опасаться агрессии с их стороны и, защищаясь, либо держать с ними дистанцию, либо бить первым, когда это можно сделать безнаказанно.

На представления жителей Монтеграно о должном поведении, безусловно, повлияла Католическая церковь. Но было бы ошибкой считать, что их взгляды на этот вопрос хоть сколько-нибудь совпадают со взглядами Церкви.

Местные жители получают лишь самое зачаточное религиозное образование. В крестьянской семье бабушка рассказывает внукам истории о чудесах и святынях, которые сама слышала от своей бабушки. В шесть лет ребенок учит катехизис, скучный набор вопросов и ответов, который, скорее всего, будет прочно забыт вскоре после несложного экзамена у священника. Во взрослой жизни крестьянин, если он посещает церковь – а многие в ней вообще не бывают, – слушает нехитрые проповеди, в которых священник, к примеру, объясняет, что добрый католик должен любить Бога, повиноваться законам Церкви и поступать по справедливости. Иногда в праздник, посвященный тому или иному святому, рассказать об этом святом приезжает проповедник из Неаполя или Потенцы.

Религиозное образование среднего крестьянина на этом заканчивается. Тем немногим, кто способен читать Библию, делать это никто не мешает, но никто и не поощряет чтения. У некоторых крестьянок имеется экземпляр молитвослова или Евангелия, но в большинстве домов религиозной литературы нет.

Все крестьяне крестят своих детей, но (по словам одного из монтегранских священников) большинство из них – главным образом мужчины – идею загробной жизни всерьез не принимают. Они верят, что какой-то загробный мир, скорее всего, существует, но, что бы он собой ни представлял, в него попадут все без разбора. О райском блаженстве они не мечтают и ада не страшатся.

Типичный крестьянин не воспринимает Бога (или Христа, эти два слова для них взаимозаменяемы) как духа милосердия или хотя бы непреклонной справедливости. Он для крестьянина – требовательный и своенравный властитель. Он может вообще тебя не замечать, а если заметит, то, повинуясь одной лишь своей прихоти, наделяет щедрыми дарами или обрекает на несчастья.

Многие считают Бога враждебной, агрессивной силой, которую нужно задабривать. Крестьянская девушка, сердитая на отца за то, что он напился и ей пришлось раньше времени уйти с праздника, чтобы отвести его домой, говорила сквозь слезы: «Что мне сделать, чтобы ублажить Христа? Я никогда не видела от Него ничего хорошего, а только плохое. Я уж не знаю, что надо сделать, чтобы Ему угодить».

Многие в Монтеграно больше молятся святым, чем Богу. Здесь редко увидишь свечи перед главным алтарем, так как большинству кажется более целесообразным ставить их перед статуями святых и Мадонны [54].

Предпочтение святым отдается, исходя из практических соображений: никто не слышал, чтобы Бог в последнее время творил сколько-нибудь значимые чудеса, тогда как святые выказывают готовность и способность обеспечить защиту (именно о защите их всегда просят) в подведомственной каждому из них области. Кое-кто из крестьян даже считает, что некоторые святые могущественнее Бога.

Святые отличаются друг от друга и от Бога, скорее, не по своей сути, а могуществом и восприимчивостью к просьбам. Как и Бог, святые требовательны и своенравны: как бы горячо ты им ни молился, нет никаких гарантий, что твое усердие будет вознаграждено.

Отношения верующих с Богом (а также со святыми и Мадонной), как правило, строятся на основе взаимного interesse . Одной стороне нужны приношения в виде свечей и месс, а другой – защита. Увидев сон, который показался ему дурным и вещим, или перед лицом опасности – например, когда у него заболела свинья, – крестьянин иной раз считает полезным купить себе помощь того, кто умеет творить чудеса. Ему, разумеется, хватает предусмотрительности ничего не платить до тех пор, пока чудо не явлено. По всей видимости, он при этом рассуждает так: если заплатить Божеству авансом, Оно не станет выполнять обязательства, поскольку наказать Его за это невозможно. «Если свинья не сдохнет прежде, чем я ее продам, – обещает крестьянин, – я поставлю две свечки святому Антонию».