Эдвард Бэнфилд - Моральные основы отсталого общества

Воздействовать на эти элементы трудно, в частности, из-за их изменчивости. Очевидно, что комплекс причин, формирующих этос аморального фамилизма, переживает быстрые и глубокие перемены. В соответствии с изложенным здесь представлением решающую роль в возникновении этоса Монтеграно сыграли высокая смертность и связанный с ней страх сиротства. Однако теперь, благодаря антибиотикам, смертность заметно снизилась. Если несколько лет назад у редкого ребенка были родные мать и отец, то сейчас трудно встретить такого, у кого умер кто-то из родителей. Одновременно со смертностью, но менее стремительно, снижается и рождаемость. Большинство молодых крестьянских пар стараются заводить не больше двух детей. Если им это удастся, психология и этос нового поколения, безусловно, будут отличаться от нынешнего. Ребенок, который растет одним из двух детей с родными отцом и матерью, приобретает опыт, не похожий на опыт сироты или ребенка, выросшего среди нескольких сводных братьев и сестер.

На этосе жителей Монтеграно сказалась также их ужасающая бедность. В наши дни бедности меньше не стало, и, судя по всему, в обозримом будущем этого тоже не произойдет. Даже напротив, по объективным показателям – таким, например, как среднедушевое потребление белка – большинство обитателей коммуны живут несколько беднее, чем жили их деды, при которых эрозия и истощение почв еще не снизили урожайность. Впрочем, в какую бы сторону ни менялся уровень потребления, по ощущениям жителей Монтеграно он снижается, поскольку их запросы с течением времени значительно возросли: того, чем довольствовались отцы и деды, им теперь решительно недостаточно.

Это особенно касается вопроса общественного статуса, поскольку, как было показано выше, униженным положением крестьянина la miseria обусловлена в не меньшей, а то и в большей мере, чем голодом, хронической усталостью и тревогами. В наше время высший класс относится к крестьянам, по-видимому, несколько менее пренебрежительно, чем два или три десятилетия назад. Об этом трудно судить наверняка. Но очевидно, что за последние двадцать лет крестьянин стал болезненнее воспринимать неравенство; похоже, что впредь его чувствительность в этом вопросе будет быстро расти, а пренебрежение к нему со стороны других слоев – постепенно уменьшаться [74].

Названные перемены не приведут к немедленному возникновению нового этоса. Нынешний просуществует еще долго, даже если многие из сформировавших его факторов исчезнут или больше не будут работать, как прежде. Устоявшийся образ мышления и оценки реальности живет своей собственной жизнью независимо от конкретных условий, которые его породили. Это явление называется «культурным отставанием».

Таким образом, реформатору недостаточно изменить положение дел, приведшее к возникновению ныне существующего этоса. Он должен оценить природу и скорость развития того этоса, который зародится, когда новые обстоятельства наконец полностью вступят в силу. Оценки эти ему, разумеется, придется строить по большей части на догадках и предположениях.

Кое-что, однако, можно предположить довольно уверенно. Значительное увеличение среднедушевого дохода рано или поздно приведет к тому, что в своих поступках люди станут руководствоваться более широким пониманием личной выгоды [75]. Иначе говоря, с ростом доходов материальное вознаграждение будет все больше заменяться нематериальным – таким, как укрепление репутации и удовлетворение от сделанной работы. Вместе с тем возрастет число и значимость оплачиваемых (деньгами или как-то иначе) общественно полезных ролей. Существенное укрепление контактов юга Италии с остальной страной – и, соответственно, со всем миром – приведет к скорому распространению на южные сельские коммуны принятых там социальных норм. Если будет поощряться свободный выбор трудящимися профессии и места жительства, южные нормы и обычаи быстро изменятся. Если физический труд перестанет считаться зазорным, а крестьянин станет уважаемым членом общества, располагающим всеми возможностями для социальной мобильности, вскоре наступят совсем другие времена.

Понятно, что все это вряд ли случится. Как, даже с учетом значительного улучшения экономической ситуации в Италии, добиться внушительного роста доходов на юге страны? Как, если не в ходе массовой миграции – которую северяне сочтут катастрофой, – южному крестьянину усвоить северное отношение к жизни? И каким образом можно облегчить униженное положение крестьянина, пока он остается беспросветно бедным?

Целенаправленное изменение этоса, если оно вообще возможно, связано с определенным риском. Устранение причин, обусловивших характерные особенности существующего этоса, не гарантирует, что этос, который его сменит, не будет еще хуже. Что хорошего, если расслабленных фашистов реформаторам удастся превратить в пламенных нацистов? Кроме того, нежелательные черты существующего этоса могут играть чрезвычайно важную, но не очевидную на первый взгляд роль. Так, например, понятие interesse может исполнять скрытую символическую функцию, далеко выходящую за пределы той, что у всех на виду. Не исключено, что обесценив идею interesse , мы вместе с тем принизим институт семьи.

Другой доступный реформаторам общий подход предполагает воздействие не на причины, приведшие к возникновению нынешней ситуации, а непосредственно на людей. По сути, он сводится к «старомодному» просветительству. Возможно, для просвещения жителей Монтеграно полезнее всего было бы на двадцать или тридцать лет поселить в коммуне два десятка семей, принадлежащих к среднему и высшему классу, обладающих чувством гражданской ответственности и готовых взять на себя функции учителей и общественных лидеров. Но сделать это невозможно. Даже если найдется достаточное число подходящих людей и все они согласятся поселиться в таком захолустье, как Монтеграно, им там попросту не хватит рабочих мест, соответствующих их профессии и квалификации.

Необходимые перемены в мировоззрении могли бы оказаться побочным результатом широкой проповеди протестантизма [76]. Но протестантский прозелитизм на юге Италии католики едва ли когда-нибудь допустят.

Более исполнимым (или, лучше сказать, менее неисполнимым) вариантом могла бы стать организация просветительской деятельности, осуществляемой из провинциальных центров силами специальных государственных служащих, которым вменено в обязанность воспитывать в людях чувство ответственности перед местным сообществом. Крайняя концентрация власти в руках префекта, мешающая развитию нормальной политической жизни в сельских коммунах, может пойти на пользу такой просветительской программе. Вместо того чтобы, как сейчас, поддерживать или отвергать местные инициативы, исходя из сугубо бюрократических соображений, префект может сделать условием своей поддержки их соответствие интересам общественного блага. Сейчас жителям Монтеграно бессмысленно отправлять к префекту делегацию с проектом организации службы скорой медицинской помощи. Для решения этого вопроса ему не хватит полномочий, а если и хватит, он не захочет ими делиться. Это одна из причин, по которым жители Монтеграно с подобными предложениями к префекту и не обращаются. Но если префект будет нацелен на решение задач просвещения, он даст знать должностным лицам и видным жителям подведомственных ему городов, что если у них появится осуществимый план, он его одобрит и поможет воплотить в жизнь. Иными словами, централизованную провинциальную власть, используемую сейчас для срыва местных инициатив, можно использовать для их продвижения. Пытаться ограничить полномочия префекта, когда есть возможность изменить цель их применения, было бы неразумно.