Эдвард Бэнфилд - Моральные основы отсталого общества

Грудное вскармливание продолжается, как правило, один год, но если год ребенку исполняется в начале лета, мать обычно и дальше кормит его грудью, потому что в жару трудно найти пищу, от которой у него не случилось бы расстройства желудка. Бывает, женщина подолгу не отрывает младенца от груди, полагая, что это предохранит ее от нежелательной беременности [67].

В Монтеграно считается, что до двух лет ребенка бессмысленно приучать к горшку. Если маленький ребенок наделает на пол, родители могут показать, куда ему надо было сходить, но раздражаться и злиться никто не станет. В конце концов, к двум с половиной – трем годам дети «сами всему учатся».

Девочке еще нет четырех, когда ее начинают учить не задирать юбку. Мальчикам в таком возрасте уроков благопристойного поведения еще не преподают.

Даже нежеланные дети получают от родителей и старших братьев с сестрами много любви и ласки. Родители к ним в целом чрезвычайно снисходительны.

Тем не менее когда дети не слушаются – а бывает, что и когда слушаются, – их наказывают. Родители и учителя уверены, что время от времени отвешивая детям шлепки, они помогают им вырасти более «отесанными» и «лучше устроиться в жизни». «У нас правильно говорится, что „без битья из дитя толку не выйдет“ – вот матери и шлепают детей, потому что желают им добра», – сказала одна мать.

Родители, как правило, воздействуют на детей наказанием или угрозой наказания и почти никогда не прибегают к поощрению, не используют желание ребенка нравиться или, если ребенок постарше, его стремление сотрудничать на основе взаимного уважения. История, рассказанная в ходе ТАТ семнадцатилетней девушкой, интересна тем, что показывает, какой подход родители применяют обычно, а какой, скорее, в виде исключения.

Одна маленькая девочка ужасно плохо себя вела, не слушалась и постоянно злила свою мать. Та часто била девочку, потому что думала ее этим исправить, но девочка к лучшему не менялась. Однажды мать пообещала, что если девочка будет вести себя хорошо, она подарит ей красивую куклу. Маленькая девочка стала вести себя хорошо, и когда мать купила ей куклу, она повсюду ее с собой носила, не расставаясь ни днем, ни ночью, и с тех пор всегда слушалась свою мать. Теперь она уже выросла, вышла замуж и родила двоих собственных детей (7).

Иногда долго сдерживаемое крестьянином недовольство внезапно вырывается наружу и он срывает его на детях. Многие взрослые жители Монтеграно вспоминают, как жестоко их поколачивали родители. Теперь такие вспышки родительского гнева здесь сравнительно редки. Но так или иначе, большинство крестьян считает, что отдельные эксцессы не в счет, если в остальное время родитель относится к ребенку с любовью. Из двадцати восьми крестьян, которых спросили, какой мужчина лучше – который любит своих детей, но бьет их спьяну, или который на детей особо внимания не обращает, – двадцать один человек отдал предпочтение первому, шестеро – второму, а один не смог сделать выбор.

В воспитательных целях или просто забавы ради детей пугают историями про смерть и прочие ужасы. Насколько прочно такие истории западают детям в память, можно судить по следующей истории, рассказанной в ходе ТАТ одним молодым человеком:

На этом рисунке изображена смерть – в том виде, в каком ее описывали нам в детстве, чтобы напугать… И, кстати, вот что случилось с одним моим другом. Как-то вечером разговор шел про смерть, про то, как она безобразна, и про то, что иногда, перед тем как навсегда забрать человека, она является ему в зримом образе. Тот мальчик очень испугался смерти. А ночью ему приснилось, что смерть явилась ему, чтобы забрать его с собой. Он так перепугался, что потерял сознание, а потом два дня болел (15).

Детей безоговорочно принято считать существами наглыми, своевольными, эгоистичными, неблагодарными и охочими до злых проделок. За шалости их, конечно же, следует наказывать побоями, и тогда в конечном итоге ребенок скажет родителям спасибо за то, что они стольким ради него пожертвовали и наставили его на верный путь.

Излагая историю своей жизни, Паоло Вителло с огромным удовольствием описывает многочисленные детские проделки в духе Пиноккио. Он рассказывает, как в пять лет чуть не подпалил младшую сестру, когда попытался раскурить соломинку, как сигарету; как подговорил дядю зарезать барашка, принадлежавшего его отцу, а потом спрятал тушу под кроватью; как отец послал его в лавку за гвоздями, а он вместо них купил курительную трубку; как вместо травы, которую обычно ели кролики, он нарвал им ядовитых сорняков… За свои шалости Вителло бывал бит, но из его рассказа понятно, что и ему самому, и родителям они казались забавными и, более того, говорящими о живости и предприимчивости натуры.

Здесь уместно было бы отметить, что подобные детские проделки обычно не обходятся без обмана. На родителях ребенок учится быть хитрым (furbo). Они же подхватывают игру, наказывая его (без риска игры не бывает!), но в то же время, так сказать, со зрительских трибун аплодируя его смышлености.

Любое недомогание вызывает у жителей Монтеграно большое беспокойство, а больного ребенка принято нещадно баловать. Большинство родителей считают своих детей «болезненными». Вителло, переболев корью, целый год не ходил в школу, и это было полностью в порядке вещей.

Наказание, пусть и назначается с легкостью, никоим образом не означает, что родитель стал меньше любить ребенка, и зачастую никак не связано с представлением о том, что хорошо, а что плохо. В своем жизнеописании Прато говорит, что в раннем детстве он ходил в любимчиках у молодого священника, на какое-то время приехавшего в Монтеграно из Неаполя.

Однажды [рассказывает Прато] я пошел на площадь и там какие-то честные люди сказали, что, если я сделаю десять сальто, они дадут мне денег. Я тут же сделал все десять, и мне заплатили 40 чентезимо. Эти деньги я отнес матери, которая при виде их очень удивилась, но я объяснил, откуда их взял. Она рассказала об этом тому священнику, и он очень рассердился, потому что, делая сальто, я мог покалечиться. В наказание он связал мне руки за спиной и за целые сутки дал только кусок хлеба и стакан воды.

Священник в этом эпизоде демонстрирует типичную для южан повышенную чувствительность к вопросам здоровья, типичную строгость в выборе наказания и типичную же неспособность связать между собой наказание и предшествовавший ему проступок. Маленький Прато был наказан не потому, что делать сальто – это плохо; его наказали для того, чтобы он понял, что делать сальто – опасно. (При этом, разумеется, не имеет значения, верно ли Прато описал случившееся; важно, что такую реакцию священника он сейчас считает логичной.) Плохое поведение мальчика постарше связывают с «дурной компанией». Вителло рассказывает в продолжение своего жизнеописания: