Эдвард Бэнфилд - Моральные основы отсталого общества

В 1955 году, задумавшись о причинах провалов правительственных программ, Бэнфилд отправляется в южную Италию (под вымышленным для книги названием Монтеграно скрывается коммуна Кьяромонте в Базиликате), чтобы своими глазами увидеть и изучить общество, обладающее чертами «отсталости» – теми же чертами, которые он находил прежде и неизменно будет находить впоследствии в тех людях и сообществах, чьи культурные особенности не позволяют внедрить в них прогресс и цивилизацию «сверху». Это единственная книга автора, написанная на иностранном материале, самая насыщенная эмпирикой и, возможно, самая интересная современному читателю.

По всей вероятности, именно в ходе работы над «Моральными основами отсталого общества» окончательно оформилась основная мысль Бэнфилда: отсталость – идет ли речь о стране, городском сообществе или о социальной группе – является продуктом особых культурных паттернов, которые ее консервируют и воспроизводят. Разобщенность, отсутствие норм и ценностей, способных обеспечить доверие и сотрудничество, склонность жить сегодняшним днем и неумение/нежелание действовать коллективно сначала становятся последствиями, а затем и причинами стесненных условий существования.

На юге Италии Бэнфилд видит перед собой общество, не похожее на то, которое он считает естественным и нормальным, и ничем не напоминающее высокоиндустриализированную Америку больших городов, университетов, американского среднего класса, к которому он сам принадлежит, но, видимо, весьма напоминающее ему депрессивные сельские сообщества, малоэффективной помощью которым он занимался на ранних этапах своей карьеры. Он видит общество, которое руководствуется совершенно другими ценностями и которое, что может быть еще важнее, имеет совершенно другую картину мира. И еще одно существенное обстоятельство – перед ним фасад этого общества, за который не так-то легко проникнуть. В фокус его интерпретации попадает только то, что рассказывают местные крестьяне иностранцам, представителям среднего класса, приезжим, чужакам, и в этих интервью – благо, автор щедр на цитаты – социологу нетрудно увидеть, что они разговаривают с человеком, который смотрит на них сверху вниз с высоты своего образования, дохода, городского воспитания и принадлежности к более продвинутому, развитому обществу, а также, не исключено, с позиции победителя в войне – симптоматично, что поражение Италии во Второй мировой никто из респондентов Бэнфилда практически не упоминает.

Бэнфилду представляется, что он наблюдает устоявшийся уклад, ту самую традиционность, отсталость, которая воспроизводит сама себя, – что делает подобное общество столь трудным объектом для рационального реформирования. Однако знакомому с контекстом современному читателю представляется, что он видит уклад распадающийся. Процесс фундаментальной трансформации общества происходит на его глазах, оставаясь, в основном, незамеченным; он видит момент, когда бывшая традиционная община, прошедшая через потрясения, настолько глубокие, что о них не говорят, трансформируется в сообщество, пусть провинциальное, но уже организующееся по образцу современного модерного массового общества. Приход индустриального уклада, рост пространственной мобильности, урбанизация, современная партийная система – все это стучится в дверь Монтеграно.

Наиболее наглядно это проявляется в рассуждениях Бэнфилда о специфике местной семьи. Он вводит понятие аморального фамилизма и видит в нем главную характеристику пресловутой отсталости южных итальянцев. Что же это такое? Готовность ориентироваться на благо семьи, даже в ущерб себе и определенно в ущерб всем остальным. Подозрительность к чужакам. Отсутствие прочных связей с соседями и даже кумовьями и дальними родственниками. Оппортунизм в отношении ко всем, кроме членов собственной нуклеарной семьи. Похоже ли это на стабильное, самовоспроизводящееся традиционное общество?

Фактически Бэнфилд застает переломный момент, когда большая традиционная многопоколенческая семья преобразовывается в нуклеарную, еще сохраняя ценности и картину мира, характерные для жизни в расширенной семье. К примеру, его удивляет, что у семьи нет прочных дружеских связей. Хорошие отношения с соседями налаживаются ситуативно, по необходимости, но если соседи переезжают в другую часть города и больше не нужны, то и отношения больше не поддерживаются, люди фактически перестают быть знакомы и даже не здороваются. Все это не похоже на привычную семейно-клановую систему традиционного малого сообщества. Человек, для которого еще естественно жить внутри большой сети родственников, внутри традиционной расширенной многопоколенческой семьи, где люди живут в разных домах, но сохраняют связи и опираются на родственников, то есть человек, существующий в условиях по-настоящему традиционного малого сообщества, оказывается в новой для себя ситуации. Семейные кланы уже распались, и та лояльность, преданность и внутригрупповой альтруизм, которые предназначались большому клану и служили полноценной сеткой безопасности и полноценным кругом общения в прошлых поколениях, теперь достаются маленькой нуклеарной семье из жены и все еще не одного-двух, но уже и не пяти-десяти детей.

В интервью часто упоминается, что интервьюируемые сами были пятыми, шестыми детьми в семье. В прежних условиях низкая продолжительность жизни сочеталась с большим количеством детей, и родители респондентов (тот из них, кто жил дольше) успевали не по одному разу выйти замуж или жениться: Бэнфилд обращает внимание на то, что каждый второй воспитан мачехой или отчимом, и с этим связаны разнообразные травматические воспоминания детства. Для американской семьи 1950-х это уже давно не так, продолжительность жизни начинает приближаться к современной, а родители, как правило, еще не разводятся, так что обычно успевают вдвоем вырастить общих детей. Характерно, что уже у детей самих интервьюируемых, как правило, двое родителей или одна мать, но чаще нет почти обязательной в прошлом мачехи или отчима. В этой разнице между отцами и детьми заключается важное поколенческое различие, и такое неустойчивое, переходное состояние семьи порождает те ценности и стратегии, которые Бэнфилд трактует как отсталость.

Бэнфилд фиксирует состояние кризиса, но сам интерпретирует его не как кризис, а как устойчивое и воспроизводимое ущербное состояние, слабость организации общества. В южно-итальянской глубинке он видит черты традиционного общества – недоверие к чужакам, готовность этих чужаков обманывать, предполагающая, что ты можешь встретить человека один раз в жизни и эти однократные отношения с ним не нуждаются в опоре на твою репутацию. Но Бэнфилд не замечает, что в рассматриваемый период, когда мобильность в обществе повышается, а традиционные семейные связи распадаются, чужаками становятся практически все, с кем ты живешь в одном поселении. Система соседских связей, структура малого сообщества переживает кризис, и в ответ на это изрядную часть функций по поддержанию порядка берут на себя внешние государственные институты. Так, например, в Монтеграно присутствует полиция, которая постоянно следит за порядком – с любого угла этого города можно докричаться до патруля карабинеров. При этом такого рода новые механизмы пока слишком чужеродны – особенно те, что связаны с отдаленной центральной властью, – и люди, только что вышедшие из традиционной общины, не испытывают по отношению к ним достаточного доверия, чтобы этим механизмам удалось заменить старые, распадающиеся «скрепы». Таким образом, мы можем констатировать недостаток институтов, обеспечивающих неоппортунистическое поведение и, соответственно, расцвет оппортунизма в отношениях со всеми, с кем взаимодействие не носит повторяющегося характера. Мы видим город, слишком разросшийся для того, чтобы все, кто живет в нем, считали друг друга полноценными земляками, которых нельзя обманывать. Это уже современная жизнь и современный город, многие из него, как это видно по интервью, уезжают и появляется большой стимул относиться к землякам не как к соседям, а как к чужакам. А с другой стороны, многие в этот город, наоборот, приезжают, и даже если вы по-прежнему готовы вести себя по правилам традиционного сообщества с его высоким уровнем доверия, вокруг слишком много чужаков, чтобы ваша готовность не подвергалась непрерывному испытанию.