Эдвард Бэнфилд - Моральные основы отсталого общества

Слово contadino, переводимое здесь как «крестьянин», используется в Монтеграно для обозначения а) социально-классовой категории, то есть всех тех, кто трудится на земле, и б) профессиональной категории сельских хозяев, то есть тех, у кого, в отличие от сельскохозяйственных работников, есть своя земля (и кто ее самостоятельно обрабатывает)

В Монтеграно есть пример того, как категория «благородства» пересекает границу между классами: торговец дорогими тканями дон Альфредо – благородный господин. Однако важно заметить, что в силу специфики его занятия почти все клиенты у него из высшего класса. Едва ли его называли бы «доном», если бы он продавал крестьянам сыр и сардины.

В 1950–1955 годах 62 мальчика и девочки из Монтеграно окончили больше пяти классов, то есть по меньшей мере на год уезжали из коммуны, чтобы продолжить учебу. 7 из них – из семей специалистов и землевладельцев, 19 – служащих, 9 – коммерсантов, 14 – ремесленников, 5 – крестьян, имеющих свою землю, 8 – сельскохозяйственных работников. Четверо детей крестьян и работников позже получили религиозное образование, которое стоит недорого; у четверых матери получали пенсии за погибших на войне мужей; троим помогали братья, полицейские или тюремные надзиратели, служащие в городах, где есть средние школы; одного содержала мать, горничная в Неаполе. Из 62 детей девочек было 16, все – из высшего класса.

Барон ди Лонго придерживается того же взгляда. «На дубе всегда будут расти желуди, а на оливковом дереве – оливки», – сказал он как-то раз на политическом митинге.

Важность добровольных гражданских объединений в США часто объясняют тем, что они способствуют социальной мобильности. Такое объяснение не противоречит сказанному выше. Участники «творящих добро» организаций получают преимущества (например, статус, влияние, хорошие отношения с соседями), не имеющие прямого отношения к общественно полезным целям существования этих организаций. Но при этом им важны и эти общественно полезные цели. Кроме того, частные цели участников, как правило, не связаны с получением материальной выгоды, во всяком случае в кратковременной перспективе.

Макс Вебер отмечает в книге «Протестантская этика и дух капитализма»: «Повсеместное господство абсолютной беззастенчивости и своекорыстия в деле добывания денег было специфической характерной чертой именно тех стран, которые по своему буржуазно-капиталистическому развитию являются „отсталыми“ по западноевропейским масштабам. Каждому фабриканту хорошо известно, что одним из основных препятствий в ходе капиталистического развития таких стран, как, например, Италия, является недостаточная coscienziosita [сознательность] рабочих, что отличает ее от Германии» (Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism. London: Allen and Unwin Edition, 1930. P. 57 [Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Он же. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 78]).

Дж. С. Макдональд пишет в частном письме: «С 1927 года итальянцы, не получившие государственной субсидии, могут переезжать в Австралию по приглашению и за счет уже обосновавшихся здесь родственников и друзей. Для того чтобы такого рода цепочки эмигрантов существовали на протяжении 30 лет, необходима некоторая солидарность между уехавшими и оставшимися. Жители Монтеграно, судя по всему, друг другу не помогают. В Реджо-ди-Калабрия солидарности на уровне коммуны тоже нет, зато наряду с взаимовыручкой внутри нуклеарной семьи сильна и самоидентификация в качестве члена сплоченной группы родственников и близких людей (в частности, compari и comari [крестных отцов и крестных матерей. – Примеч. пер.]). Участники таких семейно-дружеских групп образуют звенья миграционной цепочки. Поскольку разные семейно-дружеские группы пересекаются друг с другом, число цепочек стремительно растет, несмотря на отсутствие солидарности в коммуне. Сравнивая эмиграцию из калабрийских коммун двух типов – с развитой семейно-дружествен-ной солидарностью и тех, где солидарность, как в Монтеграно, существует только внутри нуклеарной семьи, – я отмечаю, что в первом случае она идет значительно быстрее, чем во втором».

Семнадцати из этих крестьян был задан вопрос, что́ бы они выбрали: собственные восемь акров или гарантированную работу за 1000 лир в день. Одиннадцать человек предпочли работу за деньги, причем десять из них объяснили свой выбор тем, что так спокойнее и надежнее. Из шестерых, выбравших собственную землю, двое сказали, что на ней они заработают больше, чем 1000 лир в день; двое – что на своей земле они не будут зависеть от работодателя; и еще двое объяснили, что так они и зарабатывать будут больше, и зависеть ни от кого не придется. Зарплата в 1000 лир в день в представлении крестьян ассоциируется с «компанией» – вроде тех, что берут у государства подряды на ремонт дорог, – а не с работой на частное лицо. С компанией, по мнению крестьян, меньше вероятность нарваться на обман, и в целом она надежнее. Один из крестьян ответил, что выберет зарплату, если работодателем будет компания, и землю – если частное лицо.

Интервью, которое И. А. Бейн из проекта «Полевые исследования американских университетов» взял у мэра-коммуниста коммуны Гроттоле в Лукании, дает почувствовать знакомую нам по Монтеграно атмосферу всеобщего недоверия и поиска личной выгоды. Объяснив Бейну, что крестьяне Гроттоле не могут работать сообща, поскольку каждый из них пытается урвать что-то для себя, мэр спросил, не подарят ли американцы его коммуне трактор. Получив отрицательный ответ, разочарованный мэр сказал: «Вы сейчас отсюда уйдете, а я выйду на улицу, и там люди спросят меня: „Они обещали тебе нам помочь?“ И я в ответ попытаюсь объяснить, что вы не официальные лица и даже не туристы, а всего-навсего журналисты. „Зачем тогда, – спросят меня люди, – ты на наши деньги покупал для них вино и кофе, если ничего не получил взамен?“»

В завершение интервью Бейн положил на стол перед мэром несколько тысяч лир и попросил распорядиться ими с наибольшей пользой. Может быть, в коммуне есть фонд для покупки рождественских подарков детям? Мэр сначала испугался, а потом вежливо, но твердо отказался брать деньги: «Вы не знаете здешний народ. Если я приму этот подарок, люди на улице скоро начнут спрашивать, а не было ли денег больше и сколько я оставил себе. Да и никакого рождественского фонда у нас нет – откуда бы ему взяться и кто бы стал в него жертвовать?»

Два года спустя Бейн снова посетил Гроттоле. Знакомый ему мэр, проиграв выборы, лишился должности и запил. «Он ничего не делал для людей, и они от него устали, – объяснил Бейну один из жителей коммуны. – Теперь у нас новый мэр – настоящий фашист. Но он тоже ничего делать не будет» (сообщения «Полевых исследований американских университетов» от 17 декабря 1954 года и 21 февраля 1957 года процитированы с разрешения правообладателя).