Сергей Морозов - Цивилизация, машины, специалисты. Человейник. Инсектоиды

Формы отражаются в сознании множества людей, и эти люди, следуя приверженности формам, говорят человеку: «Ты должен». Формы принимают вид культурных клише и проникают в сознание. И сам человек начинает говорить то же самое. Люди растут в формах, и принимают свойства форм: их содержание меняется.

В результате вместо человеческого общества, которое определяется свободой и развитием, получается жестко предопределенная структурная матрица, в которой каждый должен выполнять свою программу в соответствии с полученной формой. Свободы нет, поскольку на выбор все равно не хватает энергии, и это самое трагичное отсутствие свободы, поскольку это не преодолимое отсутствие свободы извне, а непреодолимое отсутствие свободы изнутри. Несвободному человеку развитие не нужно. И тогда человейник становится для него более естественной средой. А свобода и свободные люди начинают вызывать у него подозрения.

«Умаление враждебных и возбуждающих недоверие инстинктов — а ведь в этом и состоит наш „прогресс“ — представляет собою лишь одно из следствий в общем уменьшении жизненности: требуется во сто раз больше труда, больше осторожности, чтобы отстаивать столь обусловленное, столь позднее существование. Тут взаимно помогают друг другу, тут каждый является больным и каждый санитаром.»

Это Ницше. «Умаление враждебных и возбуждающих недоверие инстинктов» понятно как общее ухудшение человеческой природы. Нет работающих инстинктов — нет и здоровой человеческой природы. «Позднее существование» означает то время в жизни цивилизации, когда как раз и накоплен груз — «обусловленное» — те самые ограничивающие формы, которые строила цивилизация все свое существование.

Нации рождаются маленькими. Маленькие не имеют инерции. Они быстро адаптируются и быстро растут. Но одновременно с этим они накапливают инерцию в виде форм.

В начале автомобильной истории Англии ничего не стоило перейти на правостороннее движение. Можно снять фильм ужасов, как это может происходить сейчас. Но этого не произойдет.

Формы — это и структуры, и традиции, и государственные институты, и законы, и накопленные богатства, и построенная инфраструктура, и правила, и отношения между людьми, и моральные нормы. Формы накапливаются и своей массой подавляют саму жизнь.

Нации в цивилизации конкурируют. Рано или поздно это приводит к тому, что одна из наций оказывается сильнейшей и создает империю.

История Чингисхана началась с того, что люди из враждебного племени его поймали и заковали в колодку. Очень сомнительно, что бегая по монгольской степи в деревянной колодке, Чингисхан думал о мировой империи. Потом ему помогли люди из его племени, и он разгромил своих противников. Но это привело к появлению новых врагов. Пришлось искать новых друзей. А новым друзьям-воинам нужна была добыча. Что привело к замкнутому кругу — новые враги, новые союзники, поиск очередной добычи. Так и возникла империя, причем без всякого планирования.

США сейчас — единственная мировая империя. Но был ли когда-то план ее создания? Нет, никто это не планировал. США пользовались случаями, пользовались конфликтами между другими сверхдержавами, чтобы увеличить свое влияние. Имперских планов не было — наоборот, весь XX век были сильны осознанные позиции невмешательства и изоляционизма. Но у США оказалась сильнейшая в мире экономика. К сильнейшей в мире экономике добавилась мировая империя. Это не хорошо и не плохо. Так сложилось. Но империя — это максимально жесткая форма, существующая в замкнутом кругу вызовов. Инерция империи непреодолима. Отказаться от нее невозможно. Быть империей — это судьба. То, что называют «американским империализмом», что называют «американской экспансией» — это тоже непреодолимые вещи, предопределенные инерцией развития, иначе говоря, судьбой. Да, путем целенаправленных усилий можно добавить 2 % к «экспансионизму» или убавить. Но потом маятник все равно качнется в обратную сторону.

Мировая империя — это самая большая структура, или форма, которая вообще возможна. Мировая империя — это максимум. Что дальше? Дальше ничего. Ее построение неизбежно приводит к кризису смыслов; если вне империи еще остается смысл эту империю разрушить, то внутри империи смыслов не остается вообще.

Эффективность производства постоянно растет. Рост эффективности требует роста специализации. На пределе специализации, которая характерна для поздних сообществ, человек должен уделить все свои силы специализации, что и превращает его в человека-деталь. Рост эффективности сопровождается опережающим падением качества человеческого материала. В человейнике чтобы поддержать производство и потребление на одном и том же уровне, эффективность постоянно должна расти.

Следствие эффективности — монополизация. Она растет всю историю сообщества. Всю эту историю она уничтожает мелкий бизнес. К моменту построения человейника остаются только олигархи, а на месте среднего класса оказываются бюрократы. Формально демократия может быть сохранена и сможет даже работать, как это есть в России, но в отсутствие экономически свободных людей демократии не для кого работать.

Из всех великих идей остается только идея повышение благосостояния граждан. Очень актуальная идея, учитывая, что в человейнике это благосостояние постоянно падает.

Исчезают искусства. Люди-детали максимально специализированы, и потому внутренне ограничены. К тому же поддержание жизни в борьбе с чрезмерными структурами требует от людей столько энергии, что на искусства ее просто не остается. Люди не нужны друг другу — они нужны функциям, которые они выполняют. Люди не понимают друг друга — их сознание полностью занято функциями, которые они выполняют. Как результат все надстройки над базовым жизненным процессом постепенно ветшают и сносятся.

Принято считать, что общество совершает путь от несвободы в начале к свободе в конце. Но оказывается совсем наоборот. Свободные люди создают нации, почти свободные строят империи, а в империях люди оказываются несвободными. Это естественно: формы накапливаются, и формы ограничивают свободы. Чем больше накапливается форм и структур, тем больше регламентации, а чем больше регламентации, тем меньше места для свобод. Рим перешел от республики к империи, а не наоборот, и закончил тем, что закрепостил почти все свободное население, ограничил свободу перемещения и выбора сферы деятельности, и далее ввел государственную религию, покончив со свободой совести.

Но нужны ли такие вещи, как свобода совести, демократия, собственно свобода тем, кто не видит в них смыслового содержания? Ориентир муравья — это муравейник, без муравейника муравью не комфортно. Муравейник и содержит в себе его смысл. Все остальное, даже жизнь — это дополнительно и может быть даже излишне. Человеку-детали не нужна свобода. Как детали ему нужно четко прописанное место в человейнике.