Тимоти Мортон - Стать экологичным

Внутренняя логика гладко работающей системы — до того момента, пока она не перестанет работать гладко, то есть до настоящего момента, — заключается в логических аксиомах, которые связаны с выживанием в каком угодно качестве. То есть с существованием, но неважно каким. Существованием, которое не обращает внимания ни на какие качества существования, то есть с человеческим существованием, которое есть, и к черту все остальные формы жизни, которые не стали нашим скотом (от термина « cattle» («скот») происходит наш термин « chattels» («личное имущество»), к которому во многих патриархальных обществах причислялись и женщины, и тот же самый корень в слове « капитал» ). Существование превыше и по ту сторону качеств. Превосходство существования представляет собой базовую онтологию, базовый утилитаризм, и еще до того, как философия приступила к его формализации, оно уже было встроено в социальное пространство, которое сегодня охватило собой почти всю поверхность Земли.

Вы можете видеть его на гигантских полях, где крутятся автоматические сельскохозяйственные аппараты, демонстрируя собственную эффективность. Вы можете почувствовать его в аналогах этих полей, таких как гигантские бессмысленные лужайки, просторные паркинги, чрезмерные порции еды. Его можно заметить и в общем ощущении окоченения или шока как реакции на факт массового вымирания. Какое-то время назад люди порвали свои социальные, философские и психические связи с нелюдьми́. В каждом из аспектов нашего существования — в социальном и психическом пространстве, в пространстве философии — мы уперлись в голую стену.

Мы начинаем понимать, что мы где-то, в каком-то месте, и это жутко. Мы не нигде. И могло бы статься так, что вы живете в эпоху массового вымирания. Я всячески стремлюсь к тому, чтобы мы задержались в странной открытости жутковатого осознания того, что пространство было лишь удобным антропоцентрическим конструктом западного человека, позволяющим проложить путь вокруг Африки, выйти к Островам Пряностей и т. д. Поскольку странным образом это чувство открытости, это жутковатое ощущение того, что оказался где-то, хотя и не можешь выяснить где, как раз и является первым проблеском жизни в менее определенном стиле, в мире, который состоит почти что целиком не из нас.

Что мы тогда можем сказать об этом мире? Как о нем говорить? Что значит факт экологической взаимосвязанности? Это мы выясним в следующей главе.

«Всё со всем связано». Таких фраз полно в разговорах или книгах об экологии. Но что именно они значат? Кажется, что они совершенно понятны, но на самом деле в них много очень странного. Когда мы занимаемся экологией, выясняется, что вещи связаны друг с другом даже больше, чем можно было предположить. И странностей всё прибывает и прибывает, когда мы начинаем сживаться с этой более глубокой связанностью.

Например, нередко можно услышать о некоей «тонкой паутине жизни». Услышав что-то такое, например в документальном фильме, мы серьезно киваем головой и говорим про себя: «Да, да, знаю, тонкая паутина жизни. Разумеется». Это похоже на то, как в церкви слушаешь проповедь, которую не вполне понимаешь, но всё равно чувствуешь, что надо кивать, поскольку все так делают. Можно услышать и такое: «Весь мир у него в руках» (в гимне [19] Имеется в виду американский спиричуэлс «He’s got the whole world in his hands». — Примеч. пер. ) или «Я хотел бы купить миру колу» (в рекламе). А еще можно вспомнить о знаменитой фотографии «Синий марбл» (« The Blue Marble »), сделанной НАСА, — фотографии восхода Земли.

Все эти формы опыта являются эстетическими. Они связаны с тем, как вещи выглядят или чувствуются. Они ни истинны, ни ложны. То есть когда мы визуализируем подобные вещи, мы не знаем, о чем говорим. Но думаем , что знаем. Следовательно, все эти хорошо известные образы Земли должны структурироваться множеством непроверенных и неисследованных идей и убеждений. Например, мы говорим себе, что все эти фотографии в стиле «синего марбла» показывают нам мир в виде некоего драгоценного целого, включающего и нас как незначительный фрагмент. Но что на самом деле представляет собой это целое? И действительно ли мы являемся его частью, а если да, то в каком именно смысле? Если вы подумали, что всё это кажется слегка религиозным, вы правы. У значительной части экологического мышления есть религиозный оттенок, поскольку оно включает очень глубокие и трудно выразимые (по крайней мере в настоящее время) понятия и чувства. Но также оно связано с религией потому, что религия, которая известна нам, возникла в агрокультурный период, называемый неолитической эрой, и именно данный период структурирует наш мир, причем эта структурация отвечает (ведь она действует уже двенадцать с половиной тысяч лет) за экологический кризис. Так что нам определенно стоит изучить религию получше.

Есть ли конец у песни, которую мы взяли у Иезекииля, песни о костях? Я имею в виду Иезекииля, того самого проповедника религии агрокультурной эпохи, который желает, чтобы силой Господа части снова воссоединились в чудесное целое. Но можно ли на самом деле остановить взрывное расширение всей этой «связности»? Представим себе словарь. Значение отдельного слова — связка других слов. И так далее: вы можете посмотреть в словаре каждое из них. Вы проверяете значение одного слова за другим. Но что, по-вашему, произойдет в итоге? Вернетесь ли вы к первому слову, описав правильную окружность? Или же ваше путешествие будет похоже скорее на изломанную спираль? Даже если вы случайно вернетесь к первому слову, будет ли ваш путь похож на круг? Не думаю. Более того, я думаю, то же самое случится, если рассмотреть, как связаны друг с другом формы жизни.

Есть одна очень глубокая причина, по которой, когда исследуешь вещи с непривычной (для людей) точки зрения, они становятся странными — в том смысле, что вам нужно включить в свое описание собственную точку зрения, подобно Нео в «Матрице», который трогает зеркало и обнаруживает, что оно липнет к пальцу и отстает от стены, когда он пытается убрать руку [20] Фильм «Матрица» («The Matrix » ), реж. Лана и Лилли Вачовски (Warner Brothers, Village Roadshow Pictures, 1999). .

Нечто похожее происходит во сне. Когда вам снятся всякие мерзкие твари, ползающие по потолку и падающие на вас, у вас есть определенное чувство или установка (или как там ее назвать) по отношению к насекомым — возможно, это ужас или отвращение, к которому примешивается странная отстраненность. Точно так же и в рассказе есть то, что происходит (нарратив), и то, как происходящее рассказывается (нарратор, который может быть единичным, множественным, человеческим, нечеловеческим и т. д.). Два этих аспекта образуют многообразие . Когда мы смотрим на «вещь», мы забываем, что «вещь» — просто часть такого многообразия. Нет никакого «меня» и сторонней «вещи», к которой я тянусь своим восприятием, так же как мог бы протянуть руку к банке с бобами в супермаркете. Однако мы, видимо, пытались построить наш мир на манер супермаркета, в котором было бы полно вещей, до которых можно дотянуться и заграбастать.