Эрик Хобсбаум - Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

Тот факт, что сталинизм придерживается именно энгельсовскойпозиции, согласно которой пробным камнем диалектики является не история, а природа, и рассматривает законы исторического материализма как простое приложение к истории диалектических законов природы, указывает именно на формальное согласие с Энгельсом, но, по сути, такой подход прямо противоположен подходу Энгельса. Диалектика природы Энгельса является составной частью его теории революции: он ставит целью содействие освобождению пролетариев от их неосознанной зависимости от метафизических и натуралистических идей, с тем чтобы они начали мыслить диалектически. Она стремится преодолеть случайность и фрагментарность сознания. Напротив, в сталинизме это положение об освобождении превращается в объективизм, который доказывает именно бессилие субъекта. Отсюда следует, что нельзя рассматривать всю проблематику диалектики природы Энгельса независимо от теории революционного развития, то есть не давая ей оценки, если можно так выразиться. Продолжающаяся уже почти столетие дискуссия по вопросу о том, существует или не существует диалектика природы, отвечает исключительно схоластическим требованиям. В этом смысле вполне можно сказать, что все, что мы знаем о природе, было ранее опосредовано общественным трудом и мыслью и, следовательно, не является первичным и абсолютным данным, поскольку вполне законно полагать, что без гипотезы о существовании имманентных, независимых от сознания динамических и диалектических законов познание природы вовсе невозможно.

Энгельсовскиепроблемы сохранили фундаментальное значение в той мере, в какой они касаются определяющей функции естественных наук для существования людей, качественной концепции отношений человека с природой, которая заключает в себе идею экологического равновесия, и т.д. Именно гносеологическая формализация диалектики природы Энгельса способствовала тому, что полностью было упущено из виду ее политическое содержание, в связи с чем это последнее не может сегодня играть какую-либо роль в современных экологических спорах.

То, чем в теории и на практике диалектика природы является для необходимой связи между природой и историей, полностью соответствует той функции, которую положение об отражении выполняет для теории познания, для специфического отношения, существующего между бытием и сознанием. Если бы теоретики, анализируя отражение, ограничились утверждением, что даже наиболее глубокое познание, полное понятийное проникновение в действительность, никогда не сможет привести к моменту, когда эта материальная действительность превратится в мысль, их аргументация была бы целиком правомерной. В этом смысле Энгельс отмечает наличие в познании непреодолимого препятствия, когда утверждает, что познание заключается всегда в отражении реальных ситуаций головой и в голове; сознание не может быть чем-то иным, кроме как осознанной действительностью, то есть материальной действительностью, пересаженной в человеческую голову и преобразованной в ней. Метафоры об отражении, воспроизведении и даже камере-обскуре (Маркс) – все эти образы указывают на одну и ту же основную связь: всякое познание имеет свой материальный объект (если это не саморефлексия) вне головы, и воспроизведение материальных отношений, которое происходит в голове, не является идентичным реальному движению этих материальных отношений.

Иными словами, процесс органического – практического и теоретического – обмена между человеком и природой происходит всегда на естественной основе независимо от уровня господства, достигнутого над природой. Это верно также и для человечества, которое в состоянии прекрасно контролировать самое себя и все, что его касается: даже полностью автономное человечество никогда не сможет полностью отделиться от этой природной основы. В этом смысле подчинение людей внешней и внутренней природе может исчезнуть, как может исчезнуть их подчинение общественным ситуациям природного типа, однако эта зависимость постоянно и необходимо существует на гносеологическом уровне, как и в объективной практике. Следовательно, не может быть никаких возражений, если эти гносеологические положения синтезированы и изложены в форме теории отражения.

Дело осложняется только в том случае, если реальное познание рассматривается все с той же точки зрения отражения или воспроизведения, даже когда речь идет не о внешней стороне, а о существе дела. И в этом случае совершенно необходимо вскрыть в процессе познания реальные движения и выразить их в форме правил или положений, которые не являются простой выдумкой сознания. Но то, что познается, не есть «сырой» факт, бытие, независимое от сознания и общественного труда, которое можно было бы просто воспроизвести или отразить, – это действительность, по своей внутренней структуре созданная сознанием и общественным трудом. Но если то, что познано, есть нечто созданное и, следовательно, представляет уже опосредствованную определенную реальными абстракциями действительность, то процесс познания не обращается к чему-то, что ему абсолютно чуждо, а состоит всегда в предвосхищении того, что еще не стало действительностью.

В самом деле, таким путем сознание, которое не были уже заранее организовано аппаратами отражения, всегда связано с миметическиммоментом, который соответствует объекту и в то же время активно его реорганизует. Говорить об отражении или воспроизведении в связи с этим крайне активным, организующим, эффективным и предваряющим процессом можно лишь при условии полного раскрытия значения названных выше метафор. Действительно, позитивизм взял на себя задачу простого воспроизведения овеществленных социальных отношений и эвентуального определения их законов. Метафора об отражении получила свое критическое и сущностное содержание в тот период, когда господствующая идеология определялась идеалистическим умонастроением; в эпоху же позитивизма эта метафора выступает обычно в функции оправдания. Ведь, если исходить из предпосылки, что «сущность» и «явление» не идентичны и, следовательно, наука необходима, работа познания состоит в основном в активном определении противоречий, которые только таким образом приходят в движение. В этом смысле истина не есть уже, как гласит традиционная дефиниция, adaequatio intellectus et rei(простое соответствие концепции объекту), а представляет собой нечто, что должно быть произведено, процесс, в котором выделены и высветлены те измерения объекта, которые еще не стали реальностью. Содержание реальности тенденций гораздо богаче реальности фактов.