Гарет Джонс - Марксизм во времена Маркса

При наличии рабочего класса, который рос и мобилизовался на глазах, теперь стало возможным новое и более мощное слияние якобинско-революционно-коммунистического и социалистическо-ассоциативистского опыта и теории. В своих поисках силы, способной преобразовать общество с помощью отрицания существующего общества, гегельянец Маркс увидел ее в пролетариате и, еще не представляя ее себе конкретно (если он ее и представлял себе, то благодаря Энгельсу) и не уделив особого внимания роли капитализма и политической экономии, все-таки приступил к непосредственному изучению того и другого. Ошибочно считать, что Маркс серьезно не занимался экономикой до 50-х годов: систематические занятия в этой области начались не позднее 1844 года.

Слияние теории с общественным движением особенно ускорилось благодаря сочетанию взлетов и падений, характерных для развитых буржуазных обществ того времени. В какой-то мере это развитие приняло характер модели во Франции и Англии. В политической области революции 1830 года и соответствующие реформы в Англии 1832 – 1835 годов привели к установлению строя, который, естественно, защищал интересы господствующей части либеральной буржуазии, но явно не соответствовал целям политической демократии. В экономической области индустриализация, уже утвердившаяся в Англии, на глазах захватывала некоторые регионы континента, впрочем в атмосфере кризиса и неуверенности. У многих это вызывало сомнение по поводу самой будущности капитализма как системы. Лоренц фон Штейн, который первым приступил к систематическому изучению социализма и коммунизма (1842), говорил:

«Нельзя уже сомневаться в том, что в наиважнейших частях Европы политическая реформа и революция подошли к заключительному этапу; социальная революция с ее ужасающей мощью и страшной неопределенностью заняла свое место и возвышается над всеми движениями народов. Всего несколько лет назад все, что мы видим сегодня, казалось лишь бестелесной тенью, теперь же все это выступает как враг закона, и любые усилия вернуться в первоначальное состояние небытия бесполезны» [32] Цит. по: W . Hofmann . Ideengeschichte der sozialen Bewegung des 19. und 20. Jahrhunderts. Berlin, 1968, S. 90. .

Как могли бы сказать Маркс и Энгельс: «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма».

Таким образом, появление такого социализма, как его понимал Маркс до 40-х годов, исторически было бы невозможным. Вероятно, то же самое произошло бы и в крупных буржуазных государствах, где как радикальные политические рабочие движения, так и радикальная социальная и политическая теория были тесно связаны с многолетними традициями и практикой, от которых они с трудом освобождались. Последующая история могла бы показать, как французские левые долго и упорно сопротивлялись марксизму, несмотря на силу революционной традиции и на присущее им стремление к объединению. Английское рабочее движение тоже надолго было закрыто для марксизма, несмотря на успех, а скорее из-за успеха, с которым шло здесь развитие сознательного классового движения и которым пользовалась здесь критика эксплуатации. Без французского и английского вкладов Марксов синтез был бы невозможен, и, как мы уже говорили, большое значение имеет тот факт, что Маркс всю жизнь тесно сотрудничал с Энгельсом, исключительно хорошо знавшим Англию (еще и потому, что обладал непосредственным опытом как капиталист, имевший предприятие в Манчестере). Тем не менее, возможно, следовало предвидеть, что новый этап развития социализма начнется не в центре буржуазного общества, а на периферии, в Германии, путем капитальной реконструкции сложного и умозрительного здания немецкой философии.

Само развитие Марксова социализма будет предметом рассмотрения в последующих главах. Здесь нам достаточно сказать, что он отличался от предшествующей теории социализма в трех различных планах. Во-первых, он заменил частичную критику капиталистического общества более широкой, опирающейся на экономические связи, которые лежат в основе этого общества. Тот факт, что аналитически он более глубоко проникал в суть явлений, которые лишь поверхностно рассматривались эмпирической критикой, уже означал анализ препятствий, возможных из-за «ложного сознания» и Марксовых (исторических) мотивировок. Во-вторых, он включал социализм в структуру анализа исторического развития, анализа, способного объяснить, почему социализм вырос как теория и как движение в определенный исторический период и почему историческое развитие капитализма в итоге должно породить социалистическое общество. Между прочим, в отличие от всех предшествующих социалистов (которые представляли себе новое общество как нечто законченное и считали, что оно должно строиться согласно заранее определенной модели) для Маркса даже будущее общество оставалось обществом в его историческом развитии, так что в этом случае можно было предполагать лишь какие-то принципы и основные направления его развития, оставив в стороне конкретные проекты. В-третьих, Марксов социализм выявил способы перехода от старого общества к новому. Пролетариат является носителем этих способов, реализуя их в классовой борьбе, которая достигнет цели только через революцию, «экспроприацию экспроприаторов». Социализм переходил из категории «утопического» в категорию «научного».

Теория Маркса не только заменила, но и впитала мысли и идеи его предшественников. На языке Гегеля она «сняла» («aufgehoben») их. С любой точки зрения (если только мы не говорим о научных исследованиях и трудах) все они были забыты или стали частью предыстории марксизма, или же, как это произошло с некоторыми сен-симонистскими тенденциями, их развитие пошло по идеологическим направлениям, ничего общего не имеющим с социализмом. В лучшем случае они еще живы (Оуэн, Фурье) среди теоретиков воспитания. Единственный автор социалистического направления домарксова периода, который все еще сохраняет некоторое значение как теоретик для социалистического движения в широком смысле, – это Прудон, которого до сих пор цитируют анархисты (не говоря уже о крайних правых во Франции или других антимарксистских элементах, время от времени ссылающихся на него). Здесь мы усматриваем глубокую несправедливость по отношению к мыслителям, которые по разным причинам, хотя и не дошли до озарений крупнейших утопистов, были все-таки оригинальны и идеи которых сегодня могли бы во многих случаях стать предметом серьезного изучения. Однако остается фактом, что в качестве социалистов они уже интересуют одних историков.

Но все это не должно привести нас к мысли, будто домарксов социализм умер сразу же после того, как Маркс разработал свое особое вúдение мира. Марксизм не приобрел особого влияния в рабочем движении до 80-х – максимум 70-х годов [33] См. статью Г. Гаупта в настоящем томе. . Сама история, политические и идеологические перипетии развития Марксовой мысли не могут быть поняты, если не принять во внимание, что тенденции в рабочем движении, которые он критиковал и против которых боролся в последний период своей жизни или же с которыми должен был пойти на компромисс, шли прежде всего в русле взглядов левых домарксовых радикалов. Они принадлежали к потомкам тех, кто совершил Французскую революцию, выступая за радикальную демократию, то есть за якобинский республиканизм в форме пролетарского революционного необабувистского коммунизма, который сохранился благодаря Бланки. Время от времени Маркс мирился с этой тенденцией, когда дело шло о ее политическом аспекте. Иногда эта тенденция рождалась или по меньшей мере вдохновлялась левыми гегельянцами или же фейербахианцами, чье влияние испытал и сам Маркс. Примером влияния этой тенденции служат взгляды многих русских революционеров, в особенности Бакунина. Но в общем, она была результатом и – более того – продолжением домарксова социализма.