Платон - Собрание сочинений. Том 2

Теэтет.Не понял.

Чужеземец.Быть может, ты не считаешь болезнь и разлад одним и тем же?

Теэтет.И на это не знаю, что мне отвечать.

Чужеземец.Разве разлад это не раздор, возникающий вследствие какой-либо порчи – среди того, что сродно по своей природе?

Теэтет.Да.

Чужеземец.А безобразие – разве это не род несоразмерности, неприглядный во всех отношениях?

b

Теэтет.Да, именно это.

Чужеземец.Что же? Не замечаем ли мы, что в душе людей негодных мнения находятся в раздоре с желаниями, воля – с удовольствиями, рассудок – со страданиями и все это – между собой?

Теэтет.Весьма даже.

Чужеземец.Но ведь все это по необходимости родственно друг другу.

Теэтет.Как же нет?

Чужеземец.Стало быть, называя разлад и болезнь души пороком, мы выразимся правильно.

Теэтет.Конечно, вполне правильно.

c

Чужеземец.Что же? Обо всех тех вещах, которые, находясь в движении и имея перед собою какую-то цель, к достижению которой и стремятся, при каждом порыве минуют ее и ошибаются, скажем ли мы, что это случается с ними вследствие соразмерности вещи и цели или, наоборот, вследствие несоразмерности?

Теэтет.Ясно, что вследствие несоразмерности.

Чужеземец.Но ведь мы знаем, что всякая душа заблуждается ('αγνοονσαν) во всем не по доброй воле.

Теэтет.Бесспорно.

d

Чужеземец.Заблуждение же есть не что иное, как отклонение мысли, когда душа стремится к истине, но проносится мимо понимания.

Теэтет.Несомненно.

Чужеземец.Стало быть, заблуждающуюся ('ανόητον) душу должно считать безобразною и несоразмерною.

Теэтет.По-видимому.

Чужеземец.Итак, в ней есть, видно, эти два рода зла. Один, который многие называют пороком, – это, как весьма очевидно, ее болезнь.

Теэтет.Да.

Чужеземец.А другой называют заблуждением [10], но соглашаться с тем, что это – зло, свойственное только душе, не желают.

e

Теэтет.Конечно, дулжно согласиться с тем, в чем е я, когда ты это недавно сказал, усомнился, а именно что есть два рода зла в душе и что трусость, своеволие и несправедливость, все вместе, надо считать гнездящейся в нас болезнью, а состояния частого и разнообразного заблуждения – безобразием [11].

Чужеземец.Не существует ли против этих двух состояний, по крайней мере для тела, неких двух искусств?

Теэтет.Каких это?

Чужеземец.Против безобразия – гимнастика, против болезни – врачевание?

229

Теэтет.Это ясно.

Чужеземец.Так не существует ли и против высокомерия, несправедливости и трусости из всех искусств по природе своей самое подходящее – карательное – правосудие?

Теэтет.Вероятно, по крайней мере если говорить согласно с людским мнением.

Чужеземец.Что же? А против всякого вообще заблуждения можно ли правильнее назвать другое какое-либо искусство, кроме искусства обучать?

Теэтет.Нет, нельзя.

Чужеземец.Ну хорошо. Дулжно ли, однако, утверждать, что в искусстве обучать существует один род, или надо говорить, что их больше и что в этом случае самые важные в нем – два каких-то рода? Рассмотри.

b

Теэтет.Рассматриваю.

Чужеземец.И мне кажется, что мы скорее всего могли бы найти их вот как.

Теэтет.Как?

Чужеземец.А рассмотрев, не допускает ли заблуждение внутри себя некоего разделения? Ведь будучи двояким, оно, очевидно, принуждает и искусство обучения иметь две части, по одной для каждого из своих родов.

Теэтет.Что же? Ясно ли тебе то, чту мы теперь исследуем?

c

Чужеземец.Мне, во всяком случае, кажется, что я вижу обособленным некий великий и тягостный вид заблуждения, равный по значению всем остальным частям заблуждения.

Теэтет.Какой именно?

Чужеземец.Тот, когда, не зная чего-нибудь, люди считают себя знающими это. Отсюда, по-видимому, у всех возникает все то, что составляет наши ошибки в мышлении.

Теэтет.Правда.

Чужеземец.Так именно этому одному виду заблуждения и присваивается, по моему мнению, имя невежества.

Теэтет.Уж конечно.

Чужеземец.Какое же, стало быть, надо дать имя той части искусства обучения, которая от него избавляет?

d

Теэтет.Я так думаю, чужеземец, что все другое называется ремесленным обучением, а эта часть, по крайней мере здесь, у нас, именуется воспитанием.

Чужеземец.Да и у всех почти эллинов, Теэтет, она именуется так. Но нам надо еще рассмотреть, не есть ли она уже неделимое целое, или же она допускает какое-либо достойное названия подразделение.

Теэтет.Конечно, это надо рассмотреть.

Чужеземец.Так мне представляется, что и эта часть некоторым образом расчленяется.

Теэтет.В каком отношении?

Чужеземец.В искусстве обучения с помощью речей один путь кажется более шероховатым, другой – более гладким.

e

Теэтет.Что же сказать нам о каждом из них?

Чужеземец.Один путь стародавний, путь наших отцов, которым они главным образом пользовались, да многие пользуются еще и теперь в применении к сыновьям,

230

когда те в чем-нибудь провинятся, причем их то бранят, то более кротко увещевают. Всю эту часть правильнее всего можно назвать вразумлением.

Теэтет.Это так.

Чужеземец.Что же касается другого, то здесь некоторые, видно, по размышлении, пришли к выводу, что всякое неведение бывает невольным и если кто считает себя мудрым, он никогда не пожелает обучаться чему-либо из того, в чем считает себя сильным, способ же воспитывать путем вразумления при затрате большого труда приводит к малым достижениям.

Теэтет.Они правильно полагают.

b

Чужеземец.Поэтому-то за устранение подобного [само]мнения они берутся другим способом.

Теэтет.Каким же именно?

Чужеземец.Они расспрашивают кого-либо о том, относительно чего тот мнит, будто говорит дельно, хотя в действительности говорит пустое. Затем, так как он и ему подобные бросаются из стороны в сторону, они легко выясняют их мнения и, сводя их в своих рассуждениях воедино, сопоставляют между собой, сопоставляя же, показывают, что эти мнения противоречат друг другу касательно одних и тех же вещей, в одном и том же отношении, одним и тем же образом. Те же, видя это, сами на себя негодуют, а к другим становятся мягче и таким способом освобождаются от высокомерного и упорного самомнения,