Рудольф фон Иеринг - Борьба за право

Такимъ образомъ я достигъ конца моего изложенія о борьбѣ отдѣльнаго лица за свое право. Мы прослѣдили эту борьбу во всѣхъ мотивахъ, отъ побужденій чистаго расчета пользы, восходя до идеальныхъ мотивовъ — огражденія личности и ея нравственныхъ жизненныхъ условій, и наконецъ достигли точки зрѣнія осуществленія идей правосудія — высочайшей вершины, съ которой одинъ ложный шагъ оскорбленнаго въ своемъ правовомъ чувствѣ доводитъ его до состоянія преступника и повергаетъ въ пропасть беззаконія. Но интересъ этой борьбы ни какимъ образомъ не ограничивается частнымъ правомъ или частною жизнью, но далеко выходитъ за предѣлы оныхъ. Нація есть только сумма отдѣльныхъ индивидуумовъ и какъ чувствуютъ, думаютъ и поступаютъ отдѣльные индивидуумы, такъ чувствуетъ, думаетъ, поступаетъ нація. Если правовое чувство отдѣльныхъ лицъ, въ отношеніяхъ частной жизни, оказывается вялымъ, трусливымъ, апатическимъ, не находитъ простора для свободнаго и сильнаго развитія, вслѣдствіе препятствій, которыя полагаются не справедливымъ закономъ, или худо устроенными учрежденіями, если происходитъ преслѣдованіе, тамъ гдѣ слѣдовало бы ожидать поддержки; гдѣ вслѣдствіе этого образуется привычка переносить терпѣливо неправду, какъ нѣчто такое, чего нельзя перемѣнить; кто повѣритъ, что такое рабское, приниженное, апатическое правовое чувство, будетъ способно мгновенно подняться до живаго ощущенія и энергической реакціи, когда будетъ идти дѣло не о частномъ правонарушеніи, ной объ оскорбленіи правоваго чувства всего народа: покушеніи на его политическую свободу, нарушеніи или уничтоженіи государственныхъ учрежденій, нападеніи внѣшнихъ враговъ?

Кто не привыкъ мужественно защищать свое право, какимъ образомъ будетъ онъ чувствовать стремленіе положить свою жизнь и имущество за общественное дѣло? Въ комъ нѣтъ пониманія, что его чести и личности наноситься оскорбленіе, кто предпочитая удобства, поступается своимъ неподлежащимъ сомнѣнію правомъ, кто до того времени въ дѣлахъ, касающихся права, все мѣрялъ только однимъ аршиномъ матеріальныхъ интересовъ, можно ли ожидать, чтобы тамъ гдѣ дѣло будетъ касаться права и чести цѣлой націи, имъ былъ принятъ другой способъ измѣренія. Откуда вдругъ можетъ придти идеализмъ пониманія, который до того отрицался. Нѣтъ! Борецъ за государственное и народное право тотъ же самый, который долженъ бороться за частное право: тѣ же самыя свойства которыя имъ пріобрѣтены въ борьбѣ за свое частное право будутъ ему необходимы при борьбѣ за государственное право — что посѣяно и созрѣло въ частномъ правѣ, то для націи принесетъ плоды въ государственномъ и народномъ правѣ, На нижнихъ ступеняхъ частнаго права, въ малыхъ, незначительныхъ обстоятельствахъ частной жизни, капля по каплѣ долженъ образоваться и накопляться тотъ нравственный капиталъ, чтобы потомъ государство могло употребить его въ большихъ размѣрахъ для своихъ цѣлей. Частное, а не государственное право есть истинная школа политическаго воспитанія народа. Если хотятъ знать какъ, въ случаѣ надобности, будетъ народъ защищать свои политическія права и свое народноправовое положеніе, то должны обратиться къ тому какъ отдѣльное лице защищаетъ свое частное право. Выше я привелъ примѣръ охотника до борьбы Англичанина, здѣсь только повторю тоже что сказалъ: въ гульденѣ, за который онъ твердо стоитъ, скрывается политическое развитіе Англіи. У того народа, у котораго въ обычаяхъ, чтобы каждый твердо защищалъ свое самое малѣйшееправо, никто не осмѣлится отнять его высшія блага и потому не случайно произошло, что въ древности тотъ народъ, которой обладалъ внутри высшимъ политическимъ развитіемъ, извнѣ проявилъ величайшее развитіе силъ, Римскій народъ, вмѣстѣ съ тѣмъ обладалъ достигшимъ совершенства частнымъ правомъ. Право есть идеализмъ, какимъ бы парадоксомъ это не звучало. Не идеализмъ Фантазіи, но идеализмъ характера т. е. человѣка, который себя самого сознаетъ какъ цѣль и не обращаетъ ни на что вниманія, если онъ затронутъ въ этомъ святилищѣ. Отъ кого бы ни исходило, это нападеніе на его право: отъ отдѣльнаго ли лица, или отъ правительства, отъ чужаго народа — ему все равно? Сопротивленіе, которое противопоставляется нападенію, опредѣляется не тѣмъ отъ кого исходитъ нападеніе, но энергіей его правоваго чувства, нравственною силой, съ которою онъ самъ заботится оградить себя. По этому всегда вѣрно изрѣченіе: политическое положеніе народа, какъ внутреннее такъ и внѣшнее, соотвѣтствуетъ его нравственнымъ силамъ. Серединное царство съ своими бамбуками, розгами для взрослыхъ дѣтей, не смотря на свои сотни милліоновъ, никогда не займетъ относительно другихъ націй, того почтеннаго положенія, которое занимаетъ маленькая Швейцарія. Естественныя свойства Швейцарцевъ представляются съ точки зрѣнія искусства и поэзіи конечно не менѣе идеальными и также трезвыми и практическими какъ и Римлянъ. Въ томъ смыслѣ, въ которомъ я до сихъ поръ говорилъ, по отношенію къ праву, это приложимо къ Швейцарцамъ также какъ и къ Англичанамъ. Этотъ идеализмъ здороваго правоваго чувства подкапывалъ бы свой собственный Фундаментъ, если бы ограничился только защитой своего собственнаго права, впрочемъ же, въ поддержаніи права и порядка не принималъ участія. Онъ долженъ сознавать не только то, что въ своемъ правѣ онъ защищаетъ право вообще, а также и то, что въ правѣ онъ защищаетъ свое личное право. Въ такомъ обществѣ, гдѣ преобладаетъ чувство строгой законности, напрасно стали бы искать того печальнаго явленія, которое въ другихъ мѣстахъ такъ обыкновенно, того, что масса народа, когда полиція преслѣдуетъ нарушителя закона и хочетъ его арестовать, принимаетъ сторону послѣдняго, т. е. въ государственной власти видитъ своего естественнаго противника. Здѣсь же наоборотъ всякій знаетъ, что дѣло закона его собственное дѣло — преступнику сочувствуетъ только преступникъ, а не честный человѣкъ, который напротивъ охотно въ этомъ случаѣ помогаетъ полиціи и начальству.

Мнѣ почти нѣтъ надобности въ какомъ либо заключеніи всего сказаннаго. Это заключеніе можетъ быть выражено однимъ положеніемъ: для государства, которое желаетъ быть почитаемымъ изъвнѣ, непоколебимымъ и твердымъ внутри, нѣтъ болѣе драгоцѣннаго блага, о которомъ слѣдуетъ «заботиться, какъ народное правовое чувство. Эта забота должна быть одною изъ высшихъ и важнѣйшихъ задачь политической педагогики, Въ здоровомъ, сильномъ правовомъ чувствѣ отдѣльныхъ лицъ государство владѣетъ неизсѣкае. мымъ источникомъ своей собственной силы, вѣрнѣйшею гарантіей прочности своего положенія, какъ внѣшняго такъ и внутренняго. Правовое чувство есть корень всего дерева. Не годиться корень, если онъ попалъ въ каменистый или песчаный грунтъ, слабо и все остальное — придетъ буря и вырветъ съ корнемъ все дерево. Стволъ и вершина имѣютъ то преимущество, что они видимы, тогда какъ корень скрытъ въ землѣ и не видимъ для глаза. Разлагающее вліяніе, которое производятъ на нравственную силу народа, несправедливые законы и худо устроенныя учрежденія, дѣлаютъ свое дѣло подъ землей, въ тѣхъ областяхъ, которыя неудостоиваютъ своимъ вниманіемъ такъ многіе диллетанты политики; они думаютъ только о государственной вершинѣ, не принимая въ соображеніе, что ядъ изъ корня восходитъ до вершины. Но деспотизмъ знаетъ съ чего ему начинать, чтобы ниспровергнуть дерево; онъ не трогаетъ вершины, но онъ разрушаетъ корень. Всякій деспотизмъ начиналъ вторженіемъ въ частное право и нарушеніемъ права отдѣльныхъ лицъ; если ему удавалось здѣсь сдѣлать свое дѣло, то дерево падало само собой. Поэтому здѣсь-то и важно ему противодѣйствовать, и Римляне хорошо понимали, что они дѣлали, когда за покушеніе на женское цѣломудріе и честь, изгнали сначала царей, а потомъ децемвировъ. Отягощать крестьянина налогами и податями, ставить гражданина подъ опеку полиціи и даже свободу передвиженія связать паспортной системой, наложить оковы на перо писателя, распредѣлять налоги по произволу — самъ Макіавелли не могъ бы подать лучшаго совѣта, чтобы убить въ народѣ всякое чувство мужества и всякую нравственную силу и проложить безпрепятственный путь деспотизму. Правда, что при этомъ не принимается въ расчетъ, что тѣже самые ворота, въ которыя входятъ деспотизмъ и произволъ, открыты и для внѣшняго врага и только тогда, когда онъ уже подошелъ къ нимъ, мудрецы приходятъ къ позднему сознанію, что нравственная сила и правовое чувство народа могли бы быть лучшей обороной противъ внѣшняго врага! Въ то время когда крестьянинъ и гражданинъ были во власти Феодальнаго произвола и абсолютизма, Германія потеряла Лотарингію и Эльзасъ. Какъ имъ было отстаивать государство, когда они разучились отстаивать самихъ себя! Но мы сами виноваты въ томъ, что слишкомъ поздно понимаемъ уроки исторіи. Она не виновата въ томъ, что мы ихъ не сознаемъ вовремя, ибо она громко и внятно не перестаетъ повторять ихъ. Сила народа однозначуща силѣ его правоваго чувства— забота о національномъ правовомъ чувствѣ есть забота о здоровьѣ и силѣ государства. Подъ этимъ я, разумѣется, понимаю не школы и образованіе, но практическое приложеніе справедливости ко всѣмъ случаямъ жизни. Одного внѣшняго механизма права еще недостаточно. Не смотря на все его совершенство и на весь внѣшній порядокъ, указанное мною требованіе можетъ быть вовсе не выполнено. Законъ и порядокъ были и въ крѣпостномъ правѣ, и во многихъ другихъ положеніяхъ и учрежденіяхъ прошедшаго времени, которыя стояли въ полнѣйшемъ противорѣчіи съ требованіями здороваго правоваго чувства и которыми государство быть можетъ болѣе ѣредило себѣ, чѣмъ гражданамъ, крестьянамъ, евреямъ, надъ которыми они тяготѣли.