Христиан Вольф - Христиан Вольф и философия в России

Эти принципы приобретались посредством анализа истинного знания как готового, ставшего продукта познания, путем искусственного различения его формальных и содержательных сторон и уяснения внешних признаков, условий и критериев его истинности: логической непротиворечивости, математической доказанности, возможности эмпирического или экспериментального подтверждения, проверки применения и т. п. Указанные параметры и характеристики научного знания играли для философов Нового времени роль идеала или образца, каким они стремились следовать в своих философских учениях, однако таким образцом для подражания и предметом заимствования для них становились не реальные методы научного познания или способы достижения знания и обретения истины, а всего лишь формы фиксации и экспликации этого истинного знания, его выражения с помощью логических законов и понятий, строгих и точных математических формул, наглядных чувственных представлений, эмпирических пояснений и описаний и т. д.

В такого рода подходе к научному знанию не было особой беды ни для реальной практики научного познания, ни для самой философии. Все приключения последней, ее тупики и противоречия начинались только там и тогда, где и когда все указанные моменты, формы, понятия и представления, заимствованные из анализа имеющегося научного знания, философия начинала применять к решению своих собственных проблем, использовать для обоснования своих исходных метафизических, гносеологических и онтологических принципов. А именно: основным пороком как рационалистической, так и эмпирической философии Нового времени было то, что формы и способы экспликации и трансляции знания она неправомерно экстраполировала на понятия объекта и субъекта вообще и на познавательное отношение между ними.

В силу этого не только рациональные, логико-понятийные и абстрактные формы и структуры этого знания , но также и формы его непосредственной чувственной данности, способы его наглядно-эмпирического представления стали не только гипостазироваться и экстраполироваться на познаваемый объект , но и отождествляться со структурой и сущностью как самого познаваемого объекта или предметного мира , так и познающего субъекта , человеческой души и ее способностей. Вследствие этого и отношение между субъектом и объектом, человеческой душой и физическим миром и т. п. обретало характер некоего изначального параллелизма или гармонии друг с другом, зеркального подобия, соответствия или совпадения идей или понятий, ощущений или представлений с вещами физического, телесного и протяженного мира. При таком подходе проблема познания оказывалась предрешенной либо редуцированной к постулатам физического влияния, психофизического параллелизма, предустановленной гармонии или совпадения атрибутов мышления и протяжения в единой субстанции или Боге.

Собственно говоря, именно эти процедуры, приемы или методы экстраполяции и гипостазирования понятий, подмены и смешения научных представлений и философских категорий, перенесения форм и свойств знания на способы познания у на структуру и сущность познаваемого объекта и познающего субъекта и т. п. и составляли сущность того принципиального недостатка традиционной философии, который Гегель и Энгельс крайне неточно определили как формально-рассудочный или метафизический способ мышления, а Кант обозначил более широким, хотя и тоже не вполне адекватным, понятием «догматизм».

Под этим понятием Кант понимал не только отождествление тех или иных знаний с объектом и субъектом познания как таковыми, существующими вне знания, т. е. «в себе» или самих по себе, но и попытку их понимания и осмысления, объяснения и обоснования с помощью самих же этих знаний, т. е. тех или иных конкретных, ограниченных и относительно истинных понятий и представлений. Эти попытки в конечном итоге и приводили либо к абсолютизации и догматизации такого рода знаний (например, механической картины мира или представления о субъекте как «tabula rasa» или «пучке восприятий»), либо к допущению понятий или сущностей, лежащих за пределами всякого знания, логически недоказуемых и в опыте никак не данных и не подтверждаемых, т. е.

к догматическим постулатам мыслящей или протяженной субстанции, высшего разума, простой и бессмертной души, а в конце концов Бога.

Вольф в силу подчеркнутой просветительской направленности своей философии все эти процедуры или приемы всего лишь воспроизвел, четко, логически последовательно и даже педантично прописал, но тем самым сделал максимально наглядными и очевидными внутреннюю противоречивость и догматизм традиционной философии, по существу, обнаружив принципиальную несостоятельность ее методологических подходов и теоретических принципов, обозначив, таким образом, ситуацию ее глубокого кризиса и поставив на повестку дня вопрос о необходимости его преодоления.

В предисловии к первому изданию «Метафизики» Вольф говорит, что исходит из того, как будто он ничего еще не знает об обсуждаемых вещах, и лишь благодаря размышлениям о них, последовательному и постепенному рассмотрению, без скачков (ибо природа не делает скачков) приобретает отчетливое и основательное знание о важнейших истинах философии, связанных в одну цепь доказательств. Здесь он в сжатой форме высказывает предельно рассудочную, логицистскую программу своей метафизики, крайне одностороннюю не только потому, что она отрицает возможность скачков в природе, а знание о ней пытается выразить с помощью аналитически-доказательной связи непротиворечивых понятий. Ошибочным или, выражаясь гегелевским языком, «метафизичным» было убеждение Вольфа в том, что «последовательное и постепенное рассмотрение» вещей и есть процесс их познания или возникновения «разумных мыслей». Правда, употребленная здесь форма сослагательного наклонения «как будто» (als wenn) содержит намек на тайну его системы метафизики как всего лишь внешнего, логического упорядочивания уже известных истин и имеющихся понятий, взятых вне процесса их познавательного происхождения, изъятых из их предметно-практического генезиса, а потому и отчужденных от действительного, бесконечно многогранного и вечно развивающегося предметного мира.

Но, как бы там ни было, Вольф своей философской системой всемерно содействовал укреплению догматической иллюзии, будто абстрактно-логическая и конкретно-эмпирическая формы и способы существования знания совпадают со способами и формами существования действительного мира и его позна - ния. Это и привело к возникновению того феномена, который впоследствии был назван механистической картиной мира или метафизическим мировоззрением, согласно которым мир предстает в виде некоего конечного, ставшего, неизменного и окаменевшего образования, по существу совпадающего с системой логически упорядоченных метафизических категорий, теоретических понятий и эмпирических представлений или примеров. Поэтому именно вольфовская метафизика является наиболее точным адресатом высказывания Маркса о том, что метафизик «понимает вещи навыворот и видит в действительных отношениях лишь воплощение тех принципов, тех категорий, которые дремали... в недрах безличного разума человечества», а на деле он «лишь систематически перестраивает и располагает, согласно своему абсолютному методу, те мысли, которые имеются в голове у всех людей» [30. Т. 4. С. 133].