Рене Декарт - Сомневайся во всем

Декарт — человек новой эпохи, которая связана с изменением картины мира и отношения человека к жизни. Ни в античности, ни в средневековье не возникало даже идеи усомниться в реальности мира. Сократ ставил под сомнение повседневные мнения людей, но не сам окружающий мир. Античные скептики, которые подобно Декарту ставили под сомнение достоверность познания через органы ощущений, в действительности сомневались только в человеческих суждениях о мире, но не в том, что их жизнь — это жизнь в реальном мире. Декарт ставит под сомнение именно само существование чувственно воспринимаемых вещей. Эта позиция была бы совершенно непонятна его предшественникам.

Античный человек мыслил себя как часть целого космоса или мирового разума, пронизывающего космос. Чувственно воспринимаемая реальность — это и есть подлинный мир, и никакого внутреннего мира сознания (который будем в дальнейшем называть субъективностью) античный человек не представлял. По этой же причине он считал, что и умопостигаемые вещи существуют объективно, образуя либо мир идей Платона, либо логос Гераклита и стоиков. Однако человек эпохи Нового времени, которой принадлежал Декарт, стал выделять внутренний мир собственного сознания — субъективность. Умопостигаемые сущности, которые для античного человека существовали сами по себе, для новоевропейского человека стали просто идеями или абстрактными смыслами внутри его ума.

Это обстоятельство радикально изменило понимание реальности вещей, данных в органах ощущений. Для античного человека чувственно воспринимаемая вещь и есть реальная вещь как таковая, которую он воспринимает непосредственно. Для человека Нового времени воспринимаемая органами ощущений вещь воспроизводится в виде образа внутри сознания человека. Иначе говоря, она не дана в восприятии сама по себе, но лишь отражается внутри сознания. Но можем ли мы быть уверены, что она отражается правильно? Может быть, источник образов внутри нашего сознания совсем иной, а чувственно воспринимаемых вещей и не существует вовсе?

Новое понимание познания как отражения реальных вещей в сознании стало новой общекультурной установкой и не было специально придумано философами. Декарт, как представитель эпохи Нового времени, принимает ее по умолчанию, но сталкивается с тем, что она порождает в теории познания трудности принципиального характера. Если мы считаем, что весь мир дан нам как отражение в нашем сознании, то как нам убедиться, что он действительно таков, каким мы его воспринимаем?

Для Декарта было жизненно важно убедиться: дело его жизни — философское и научное познание — не пустая игра воображения, а обретение подлинного знания и мудрости. Поэтому его цель не в том, чтобы во всем посеять сомнение, а в том, чтобы обосновать как реальность мира, так и адекватность научного познания вещей. Сомнение — лишь философский инструмент, который должен привести нас к надежным основаниям всякого знания.

5. Почему мы сомневаемся даже в математических доказательствах

Мы усомнимся и во всем остальном, что до сих пор считали максимально достоверным, — даже в математических доказательствах и в тех основоположениях, кои до сегодняшнего дня мы считали само собою разумеющимися, — прежде всего потому, что мы наблюдаем, как некоторые люди заблуждаются в подобных вещах и, наоборот, допускают в качестве достовернейших и самоочевидных вещей то, что нам представляется ложным; но особенно потому, что мы знаем о существовании Бога, всемогущего, создавшего нас: ведь нам неведомо, не пожелал ли он сотворить нас такими, чтобы мы всегда заблуждались, причем даже в тех вещах, которые кажутся нам наиболее ясными. Ибо это возможно не меньше, чем случающиеся иногда ошибки, существование которых мы подмечали прежде. Если же мы вообразим, что созданы не всемогущим Богом, а самими собою или кем-то другим, то, чем менее могущественным мы будем считать нашего творца, тем больше поверим в такую степень нашего несовершенства, которая постоянно ведет нас к ошибкам.

Декарт радикально усиливает сомнение. Ведь мы не можем быть уверены даже в том, что ум мыслит адекватно реальности. Насколько мы можем быть уверены, что Бог вложил в нас законы познания мира, а не наши собственные фантазии? Не исключено, что больное сознание извратило законы мышления, и поэтому даже стройные математические системы лишь кажутся нам таковыми.

6. Мы располагаем свободой выбора (liberum arbitrium) для того, чтобы не соглашаться с сомнительными вещами и таким образом избегать заблуждения

Но кто бы нас ни сотворил и как бы ни был он могуществен или коварен, мы тем не менее ощущаем в себе свободу неизменно воздерживаться от веры в то, что не полностью исследовано и не вполне достоверно, и таким образом остерегаться какого бы то ни было заблуждения.

Однако человек всегда может свободно самоопределиться к знанию — либо поверить, либо проигнорировать, либо поставить под сомнение и искать истину самостоятельно. Поэтому, даже если собственные чувства и ум его обманывают, все равно у него остается возможность искать истину.

7. Мы не можем сомневаться в том, что, пока мы сомневаемся, мы существуем: это — первое, что мы познаем в ходе философствования

Итак, отбросив все то, относительно чего мы можем каким-то образом сомневаться, и, более того, воображая все эти вещи ложными, мы с легкостью предполагаем, что никакого Бога нет и нет ни неба, ни каких-либо тел, что сами мы не имеем ни рук, ни ног, ни какого бы то ни было тела; однако не может быть, чтобы в силу всего этого мы, думающие таким образом, были ничем: ведь полагать, что мыслящая вещь в то самое время, как она мыслит, не существует, будет явным противоречием. А посему положение Я мыслю, следовательно, я существую — первичное и достовернейшее из всех, какие могут представиться кому-либо в ходе философствования.

Методическое сомнение позволяет выявить самоочевидное: то, в чем невозможно усомниться. Например, невозможно усомниться в том, что я сомневаюсь. Сомнение — это самоочевидный феномен сознания. На современном философском языке мы бы назвали его феноменологической самоочевидностью. Таким образом, даже если я поставлю под сомнение все, что только можно: и мир, и Бога, и свое тело, несомненным будет то, что я сомневаюсь.

Положение Декарта «мыслю, следовательно, существую» следует понимать не как логический вывод: «если… то…», а как феноменологическую очевидность — мыслю и обнаруживаю в этом очевидность существования.

8. Из этого мы познаем различие между душой и телом, или между вещью мыслящей и телесной

Это — наилучший путь к познанию природы ума и его отличия от тела. Ведь, исследуя, кто мы такие, предполагающие все отличное от нас ложным, мы в высшей степени ясно усматриваем, что к нашей природе не имеет отношения ни какая-либо протяженность, ни какая бы то ни было фигура, ни перемещение в пространстве, ни что-либо иное подобное, являющееся свойством тела, но ей причастно одно лишь мышление, познаваемое нами поэтому прежде и достовернее, чем какая бы то ни было телесная вещь: ведь наше мышление мы уже восприняли, а по поводу всего остального продолжаем сомневаться.