Леонид Китаев-Смык - Психология стресса

Одно из первых проявлений влияния эмоций, обусловленных стрессом, на мышление – это возникновение экстатичной либо дискомфортной окраски мысленных образов, представлений, намерений и т. п. Следует сказать, что и дальнейшие, более глубокие стрессовые изменения мышления, как правило, взаимосвязаны с эмоциями, сопряженными со стрессом. Попытка изложить структуру изменения мышления при стрессе без указаний на взаимозависимость при этом мышления и эмоций, конечно, схоластична и искусственна. Тем не менее мы предпримем такую попытку, оправдывая ее тем, что, не упоминая эмоций, мы будем иметь в виду их присутствие при стрессовых трансформациях мышления, а также тем, что введение в схему субсиндрома изменений мышления при стрессе всего многообразия эмоциональных проявлений создало бы столь громоздкую и не подкрепленную фактами концептуальную модель, что исчезла бы прагматическая ценность такой модели.

Можно считать целесообразным подразделение изменений мышления при стрессе на три типа: активизация мышления субъекта с адекватным отражением действительности в сознании субъекта, гиперактивизация мышления и "уход" от решения стрессогенных проблем (рис. 19).

Рис. 19. Схема развития когнитивного субсиндрома стресса

Первый тип изменения мышления в большинстве случаев может проявляться в виде активизации дискурсивно-логического мышления. Может усиливаться либо интегративное осмысление всей информации, которой располагает субъект (информации о текущем моменте, извлекаемой из фондов памяти и как продукта ассоциаций и представлений и т. д.), либо дезинтегративное (дифференцирующее) осмысление такой информации. В первом случае происходит своего рода композиционная концептуализация стрессогенной ситуации. Это приводит к возникновению в сознании сравнительно упрощенного схематизированного представления о ситуации с выделением главных, по мнению субъекта, аспектов и с отсеиванием субъективно малозначимых. Во втором случае у человека при стрессе происходит декомпозиционная концептуализация экстремальной ситуации и всей информации, ассоциируемой с этой ситуацией. При этом расширяется сфера осмысляемой информации, поступающей к индивиду в текущий момент, извлекаемой из памяти, креативно воссоздаваемой и т. п. Очевидно, что оба вида стрессовой активизации мышления имеют адаптационно-защитное значение и направлены на овладение стрессогенной ситуацией.

Оптимальным для такого овладения и купирования стресса явилось бы гармоничное сочетание или чередования композиционной и декомпозиционной концептуализации стрессогенной ситуации. Чрезмерное усиление одного либо другого типов стрессовой трансформации мышления лишило бы его целесообразности в смысле правильного понимания экстремальной ситуации и выходов из нее. Чрезмерная зауженность мышления, упрощенная мысленная схематизация происходящих событий могли бы увести субъекта от верных решений; поиски разрешения критических событий пришли бы в тупик, что могло бы затормозить процесс мышления. Так же и чрезмерно широкий мысленный охват информации, относящийся (и не относящейся) к критической ситуации, требующей разрешения, привел бы к невозможности такого разрешения. Это, в свою очередь, могло "застопорить" мышление. В обоих вариантах чрезмерность дискурсивного мышления способствовала бы его приостановке, осознанию субъектом неразрешимости стрессогенных проблем, растерянности и возможно привело бы к тем или иным негативным эмоциям [545 и др.].

Можно различать активизацию мыслительных процессов при стрессе по направленности интересов личности: либо "вовне" (экстравертированная), либо "в себя" (интравертированная). Активизация первого вида – повышение интенсивности анализа стрессогенной обстановки в поисках выхода из экстремальной ситуации для всех членов группы, для блага других и т. п. (социально-положительная), только для себя, в ущерб другим, поиски способа мести и т. п. (социально-отрицательная). Активизацию мышления второго вида также можно подразделять на положительную: углубленность "в себя", которая сопровождает интенсификацию решения актуальных задач, творческую активность, обострение интуиции и т. п.; отрицательную: с "уходом" от решения стрессогенных проблем.

Развитие стрессовых трансформаций мышления может привести либо у "уходу" от решения стрессогенной проблемы (вплоть до возникновения психопатологических состояний или асоциальных устремлений личности), либо к возникновению инсайтных форм мышления. В последнем случае переход от дискурсивно-логического к инсайтному мышлению часто опосредуется стадией мыслительной растерянности, эмоциональной подавленности, а иногда с переживаниями горя, безвыходности и т. п., что можно рассматривать как стадию "псевдоухода" от решения стрессогенной проблемы. Такая стадия, как правило, необходима для возникновения мыслительного "озарения", инсайтного решения задачи, казавшейся неразрешимой [9]. Существуют специальные тренажи для усиления в человеке способности к состоянию напряженно-спокойной готовности к мгновенным действиям в хронически опасной ситуации [9]. Известны базирующиеся на обширной практике методологические подходы к объяснению сущности способностей человека к инсайтным озарениям [545]. Анализ стрессового инсайтного мышления выявляет в нем феномен взаимной "экспансии" сознания и неосознаваемых психических процессов (подсознания). Именно в этом ракурсе, мы полагаем, следует рассматривать феномены так называемой субсенсорной чувствительности, "замедления" времени и др., многочисленные описания которых известны [29 и др.]. Возможно, с подобного рода "экспансией" связано возникновение и других многих стрессовых иллюзий, таких, как кажущееся искажение визуального пространства [117], сдвиг его [119]. Подверженность таким иллюзиям при стрессе индивидуальна и может по ряду признаков прогнозироваться для людей [122].

К другому типу стрессового изменения мышления может быть отнесена гиперактивизация мышления. Ею могут быть обусловлены навязчивые мысли и образы, возникающие при стрессе, бесплодное фантазирование в экстремальной ситуации и т. д. Иногда трудно сказать, чем в большей мере могут быть вызваны эти проявления ментальной гиперактивности – многолетним "стрессом жизни", трансформирующим личность, или же личностными особенностями, предрасполагающими индивида к "стрессу жизни" [465, 554 и др.]. Карл Менингер категорически возражает против того, чтобы гиперактивность мышления при стрессе (как правило, сопровождающуюся активизацией вегетативных симптомов) рассматривать как "тревожность", которая, по его мнению, – самостоятельный феномен, появляющийся или усиливающийся при стрессе [479]. Со стрессовой гиперактивностью мышления связывают "гиперпастороженность", проявляющуюся в виде бессонницы, т. е. защитного бодрствования, боязливости и т. п. [479]. Ментальная стрессовая гиперактивность часто сопряжена с возникновением в экстремальной ситуации гиперэмоциональности, гиперподвижности. Примеры систематического гиперэмоционального сопровождения разрешений кризисов общения при длительном стрессе в космическом полете можно видеть в воспоминаниях В.И. Севастьянова [239]. Указанные гиперэмоциональные реакции, например, сопровождали осмысления того, что очередной кризис общения исчерпан… Замечания В.И. Севастьянова свидетельствуют о необходимости сохранения при стрессе критичности мышления в плане анализа ситуации и собственной роли в ней. При стрессе могут возникать неблагоприятные социально-психологические концепты: обидчивость, вспыльчивость, недоверчивость или, напротив, избыточная доверчивость, неоправданная реальным положением дел; застойность неадекватных представлений субъекта об отрицательном к нему отношении окружающих людей и о необходимости защитных и агрессивных действий и т. п. [555 и др.]. После прекращения действия экстремальных факторов люди вспоминали эти негативные мыслительные акции, оценивая их как неадекватные имевшейся ситуации и неуместные [520].