Людмила Микешина - Философские идеи Людвига Витгенштейна

Догадки о том, что важно принимать во внимание "динамику" языка, его работу, функции, употребление прозвучали еще в "Логико-философском трактате": "Вопрос: "Для чего собственно мы используем это слово, это предложение?" - всегда ведет к ценным прозрениям в философии" (6.211). И это не единственное замечание в таком духе. В Трактате , в целом построенном методом априорного теоретического рассуждения, несколькими штрихами был набросан эскиз, как бы угадана возможность развития иной, еще не оформившейся концепции, тех идей, что вышли на авансцену во второй период творчества философа [14] О наметках функциональной концепции языка в Трактате см., например: Козлова М.С. Философия и язык. М., 1972. С. 189-190. , когда предметом пристального изучения стало действие языка. И именно новый акцент привел к позициям, существенно отличающимся от первоначальных. Они представлены в "Философских исследованиях" [15] Wittgenstein L. Philosophische Untersuhungen // Philosophical Investigations. Oxford, 1953 (сокр. PU). Текст первой части этого труда составлен из пронумерованных фрагментов. Цифра в скобках указывает номер соответствующего фрагмента. и других работах "позднего" Витгенштейна. Что же подтолкнуло его к радикальному изменению точки зрения?

Не исключено, что первые импульсы к переосмыслению концепции дал Витгенштейну его учительский опыт, обучение детей чтению, счету, письму, составление для них словаря и пр. [16] Два периода творчества Витгенштейна разделяет (и соединяет!) его работа учителем начальной школы в горных селениях Австрии (1921-1927). . Неслучайно в работах философа затем будет то и дело прослеживаться связь понятий значение и обучение (PU, § 42 и др.). Размышляя над "тайной" речевых значений, Витгенштейн пришел к выводу: постоянно стоит задумываться над тем, при каких обстоятельствах мы научились применять то или иное слово, выражение, как учат фразам детей и как они их усваивают на деле . Немаловажным было, по-видимому, и философское подкрепление педагогического опыта, найденное в прагматизме . Так в предисловии к "Философским исследованиям" Витгенштейн отмечал, что в формировании его новой концепции большую роль сыграла критика Трактата его друзьями в Кембридже - Фрэнком Рамсеем и Пьетро Сраффа [17] Первый - британский математик, совсем молодым помогавший С.К.Огдену переводить "Трактат" Витгенштейна на английский язык и написавший первую статью об этом знаменитом произведении для журнала " Mind ". Второй - итальянский экономист, преподаватель кембриджского университета. . Конкретное содержание этой критики неизвестно, но о ее общей направленности позволяет судить сопоставление новых мыслей Витгенштейна с рядом моментов в работах его оппонентов [18] Такое сопоставление осуществил, например, американский исследователь К.Т.Фан. См.: Fann K.T. Wittgenstein's conception of philosophy. Oxfoed, 1969. . Так Ф.Рамсей, по-видимому, передал философу общее настроение прагматицизма Ч.С.Пирса, влияние которого испытал сам. Известно, в частности, что Рамсей считал важным принимать во внимание не только объективный аспект логико-языковой картины мира (факты, объекты и др.), но и деятельность субъекта. Высоко оценив логику Витгенштейна, он, однако, усмотрел в ней пробел: невнимание к прагматике , к связи значения предложения с вытекающими из него действиями. Приверженность автора "Логико-философского трактата" теоретической строгости критик счет максималистской. В частности, чрезмерным, нереалистичным ему представлялось стремление к точному логическому выражению того, что на деле является смутным, не поддается точным определениям. Расценивая подобную установку как схоластическую, Рамсей усматривал в ней серьезную опасность для философии. Возможно, такие настроения были навеяны ему мыслями У.Джемса, который разъяснял, что теоретический подход к любому предмету строится на сверхупрощениях и потому чреват догматизмом, что наиболее ощутимо в области философии и религии. Такого рода аргументы, несомненно, произвели впечатление на Витгенштейна. Мотивы прагматизма и критики платонизма, "теоретизма" органично вошли в мышление философа, кстати, знавшего и ценившего работы Джемса [19] Еще в 1912 г. в письме Расселу Витгенштейн сообщил между делом, что читает "Многообразие религиозного опыта" Джемса. Отмечают, что Джемс был одним из немногих авторов, на которых Витгенштейн иногда ссылался по ходу чтения лекций. .

Антиплатоновскую идею "языковой игры", в известной мере возрождавшую представления и практику софистов, Витгенштейн прорабатывал до конца своих дней, находя ей все новые и новые применения. В лекциях 1933-1935 гг. [20] Студенческие записи этих лекций Витгенштейна, известные автору и одобренные им, были впоследствии изданы под названием "Голубая и коричневая книги" (Wittgenstein L. Preliminary Studies for the "Philosophical Investigations", generally known as the bleu and brown books", Oxford, 1964. Сокр. BBB). , уже став, по сути, на новую точку зрения, он вводит принцип игр и активно применяет "игровой" подход к языку" [21] См., например: BBB. P. 16-17 ("Голубая книга"), где рассматривается игра - поручение: купить в магазине 6 яблок, затем уточняется цвет яблок и т.д. . Своего рода "элементарным введением" в концепцию языковых игр можно считать методику развития данной темы в "Коричневой книге" (см.: BBB, p. 77 и след.). Именно здесь Витгенштейн вводит свои хорошо известные примеры игр-коммуникаций , начиная с простейшей и шаг за шагом восходя к более сложным. Действующие лица в игре (1) - строитель и его подручный; первый, используя лишь названия строительных элементов, выкрикивает команды: "плита", "куб" и др., что означает: "подай плиту", "принеси куб" и пр. Затем в игре (2) в коммуникацию вводится новый тип инструмента - числительные . Далее (3) добавляется такое средство коммуникации, как собственные имена ( этот блок! та плита!). На следующей ступеньке (4) игра обретает слова и жесты, указывающие место , позже (5) в нее включаются вопросы и ответы ( сколько блоков? - Десять). Уже эти первые пять примеров позволили Витгенштейну дать контуры идеи в общем виде. Он пояснил: системы коммуникации (1-5) мы будем называть языковыми играми . При этом указывается, что их реальным аналогом могут быть простые языки примитивных племен или способы обучения детей их родному языку (см.: BBB, p. 80) [22] Примечательно, что языковые игры, даже весьма простые, являющиеся неполным описанием зрелого естественного языка, Витгенштейн, однако, не считает неполными частями языка. Он подчеркивает, что это все же языки , которые сами по себе по-своему полны , как бывают полны системы человеческой коммуникации , пусть даже очень простые. В самом деле, ведь часть несамодостаточна и неспособна функционировать вне целого. О простейших же языках этого не скажешь: они в известных пределах вполне состоятельны. Чтобы удержать в сознании, усвоить эту точку зрения, Витгенштейн рекомендует помыслить некий простой язык-игру как всю систему коммуникации какого-то племени на ранней стадии развития общества, в частности советует представить себе простейшую арифметику таких племен. Ведь иная, позднейшая, более сложная у них просто отсутствует. . На базе исходных простых воссоздаются все более сложные формы речевой практики. Игра (6) уже включает в себя варианты вопроса о названии предмета (или цвета, числа, направления и др.): что это такое? (p. 82) . В игре (7) фигурируют таблички , соотносящие знаки с рисунками предметов. В дальнейшем к этим практикам добавляются новые, игры усложняются. В целом их число было доведено здесь до 73, а идея и метод игр были представлены в действии.