Людмила Микешина - Философские идеи Людвига Витгенштейна

Живой, работающий язык необычайно сложен, включает в себя как бы множество взаимосвязанных "игр". Выявляя их типы в естественном языке (или придумывая их искусственные аналоги), Витгенштейн как бы "сканирует" речевую практику, аналитически разграничивает ее компоненты, аспекты, уровни. Прежде всего он выделяет элементарные функции языка и варьирует их сочетания. Предполагается, что исходные речевые модели абстрагируются из естественного языка за счет его упрощения, возврата слов, фраз на ту реальную жизненную почву, где они обрели свои начальные значения. Над простейшими постепенно надстраиваются все новые, более сложные игры . Так воссоздается "лесенка" усложнений языка, моделируется нарастание его возможностей.

Языковые игры - своеобразный аналитический метод (совокупность приемов) прояснения языка, высвечивания его функций, работы [23] Трактовка принципа языковых игр именно как метода (не теории!) была дана в докладе: Kozlova M.S. Methods of language annakysis in the late Wittgenstein's concept // 8 Intern. Congr. of Logic, Methodology and Philosophy of Science. Moscow, USSR, 17-22 august, 1987. Abstracts. Vol. 3. Section 13. P. 162-164. До того такой подход был представлен в докторской диссертации: Козлова М.С. Проблемы философии языка. Л.: ЛГУ, 1974; и в ее же публикации: Концепция философии в трудах позднего Витгенштейна // Природа философского знания. М.: Наука, 1975. . Он мыслится как поиск выходов из разного рода концептуальных тупиков, которыми изобилует философская традиция. Именно для этого Витгенштейн придумал свой принцип игр и наработал богатую практику его применения.

Метод рассмотрения вначале простейших, а затем усложненных форм коммуникации активно используется и развивается далее в "Философских исследованиях", где идея и методы игрового прояснения представлены, пожалуй, наиболее полно и многоаспектно [24] Кстати, многие примеры из "Коричневой книги" сохранены и в PU. . Что же касается предмета уяснения, то таковым здесь служит прежде всего широкий спектр запутанных философских проблем сознания . Это - вопросы соотношения языка и мышления, интуитивного и дискурсивного, внешнего человеческого действия и внутреннего плана сознания, персонального (индивидуально-субъективного) и интерсубъективного в довербальном и вербальном человеческом опыте. На страницах главного из своих поздних трудов философ напряженно размышляет также о феноменах значения (смысла) языковых выражений, инвариантного и варьируемого, статичного и процессуального, выразимого и невыразимого в языке, о природе понимания, о человеческом "я" и "чужих сознаниях" (сознаниях других людей в отличие от моего собственного) и др. [25] О приемах анализа этого круга проблем см.: Козлова М.С. Размышления о феноменах сознания в работах позднего Л.Витгенштейна. С. 190-213. . Полна соображений о сути интересующей нас идеи и великолепных иллюстраций книга "Замечания по основаниям математики" [26] Wittgenstein L. Bemerkungen zur Grundlagen der Matematik // Pemarks on the foundations of mathematics. Oxford, 1956 (сокр. BGM). . Заслуживают внимания и мысли о языковых играх в последней работе Витгенштейна "О достоверности", в том числе толкование игр как форм жизни . Но, пожалуй, наиболее впечатляющ и поучителен сам витгенштейнов опыт виртуозного применения игровой методики при анализе концептуальных замешательств. Совершенно особое место в этом опыте занимают игровые прояснения философских (и околофилософских) формул и слов, в которых скрыто множество смысловых оттенков и таится постоянная опасность сбиться в рассуждении, пойти по ложному пути [27] Таков, например, анализ "семейства" понятий, выражающих многообразие эпистемических позиций (познавательной бесспорности - уверенности - полагания - неуверенности - сомнения и др.), развернутый в работе "О достоверности" ( Wittgenstein L. Uber Gemissheit // On Certainty. Oxford, 1969 (сокр. G). .

Возможно, что идея элементарных "языковых игр" и постепенного восхождения от них к играм усложненным была подсказана Витгенштейну его дискуссиями в Кембридже с Пьетро Сраффа. В предисловии к "Философским исследованиям" автор признается: "Стимулирующему воздействию этой критики я обязан наиболее плодотворными идеями моей работы" (PU, S.X.). Сам П.Сраффа в пору дискуссий с философом (ок. 1929-1930 гг.) трудился над экономическим исследованием [28] Sraffa P. Production of commodities by means of commodities (Prelude to a critique of economic theory). Cambridge: Univ. press., 1960. Хотя труд увидел свет лишь в 1960 г., основные его мысли сложились, как отметил автор в предисловии, еще в конце 1920-х гг., то есть ко времени возвращения Витгенштейна в Кембридж (См.: Fann. P. 50). , в котором применял метод искусственного мысленного "конструирования" систем хозяйства. При этом за отправную точку условно бралось воображаемое общество, ведущее натуральное хозяйство. Затем мысленно конструировалось общество, производящее всего лишь два товара. И далее путем постепенного расширения обмена и добавления новых черт строились все более сложные формы экономики. Прием "языковых игр", принципиально важный для "поздней" концепции Витгенштейна, весьма напоминает такой метод "спекулятивной антропологии" [29] Так охарактеризовал исследовательский прием П.Сраффа, в частности, У.Мэйс. . В самом деле, в раздумьях зрелого Витгенштейна то и дело высвечивается "антропологический" аспект: язык мыслится не как "извне" противостоящий миру его логический "двойник". Это - набор "форм жизни" или жизненных "игр". В нем постоянно что-то делается, причем это "что-то" укоренено в человеческой жизни. Автор неустанно напоминает читателю: "...Приказывать, спрашивать, рассказывать, болтать (вообще совершать все привычные действия языка - М.К.) - в той же мере часть нашей естественной истории, как ходьба, еда, питье, игра" (PU, § 25). Истоки тех или иных языковых игр философ тоже связывал с жизнедеятельностью воображаемых сообществ или племен.

Идея языковой игры предполагает, что язык - явление в принципе нестатичное, что он - подобно исполнению музыки, сценическому действию, спортивным и иным играм - динамичен по самой своей природе, живет лишь в действии, деянии, в практике коммуникации. Витгенштейн подчеркивал: знаки как нечто "вещественное" - в звуковом, письменном, печатном виде - мертвы, но это не значит, что к ним, дабы вдохнуть в них жизнь, нужно добавить что-то принципиально иное по сравнению с материальным - нечто сугубо духовное . Это старое-престарое затруднение философ разрешает по-своему: жизнь знаку дает его применение! А таковое, понятно, предполагает реальную жизнь языка или языковую игру . Толкование значения знака как способа его употребления [30] В некоторых западных публикациях по аналитической философии отмечается, что данный тезис Витгенштейна неоригинален, что он-де впервые встречается в "Психологии" У.Джемса. Однако те, кто прослеживал рождение и историческое развитие философских идей, хорошо знают: рискованно однозначно фиксировать время появления и авторство той или иной из них: нередко, покопавшись, отыскиваешь значительно более ранние истоки. В данном случае их, пожалуй, стоило бы поискать еще у софистов. Подходы Витгенштейна к такой позиции отчетливо видны еще в "Логико-философском трактате" и подкреплены, в частности, ссылками на У.Оккама (см.: 3.328, 5.47321). К тому же Витгенштейн сам признавал, что не претендует на новизну отдельно взятых положений. Его сила (и это он тоже отмечал сам) в оригинальной проработке мыслей, и собственных, и подсказанных другими, а главное - в синтезе различных идей, в формировании нового целостного подхода. и принцип языковых игр - аспекты по сути единой позиции.