Людвиг Витгенштейн - Философские исследования

Сходство бросается мне в глаза, и затем это впечатление блекнет.

Это бросилось мне в глаза всего на несколько минут, а затем исчезло.

Что здесь произошло? Что могу я припомнить? Мне приходит на ум мое собственное выражение лица, я мог бы его воспроизвести. Если бы кто-то, знающий меня, увидел в тот момент мое лицо, он сказал бы: "Тебя что-то поразило только что в его лице". Далее ко мне приходит то, что я говорю в таких обстоятельствах, громко либо про себя. И все. Так это и есть [состояние] удивления? Нет. Это его проявления. Но эти проявления и суть то, "что происходит".

Видение " мышление не из этого ли складывается удивление? Нет. Здесь пересекаются многие из наших понятий.

("Мыслить" и "говорить про себя" я не сказал "говорить с самим собой" это разные понятия.)

Цвету объекта соответствует зрительное восприятие цвета (эта копировальная бумага кажется мне розовой, и она действительно розовая), форме объекта зрительное восприятие формы (это представляется мне прямоугольником и является прямоугольником) но при высвечивании того или иного аспекта я воспринимаю не некое свойство объекта, а внутреннее отношение между ним и другими объектами.

Происходит почти то же самое, что с "видением знака в данном контексте", видением, являющимся как бы эхом мысли.

"Отзвуком той или иной мысли во взгляде" можно сказать.

Представь себе какое-нибудь физиологическое объяснение переживания. Пусть оно будет таким: когда мы рассматриваем фигуру, наш взгляд вновь и вновь очерчивает свой объект, следуя по определенному пути. Этот путь соответствует особой форме колебаний глазного яблока в процессе видения. Возможен скачкообразный переход одной формы движения в другую и попеременная их смена друг другом (аспекты А). Некоторые формы движения физиологически невозможны. Поэтому я, например, не могу видеть схему куба как две взаимопроникающие друг в друга призмы. И так далее. Примем это за объяснение. "Да, теперь я знаю, что это один из видов зрения". Ты ввел сейчас новый, физиологический критерий видения. Но это может лишь замаскировать старую проблему, а не решить ее. Так ведь целью этих замечаний и было лишь ясно представить взору то, что происходит, когда нам предлагается некое физиологическое объяснение. Психологическое понятие оказывается недосягаемым для этого объяснения. И тем самым природа нашей проблемы становится более ясной.

Вижу ли я всякий раз действительно нечто другое или же я только интерпретирую различными способами то, что вижу? Я склонен сказать первое. Но почему? Интерпретация это мышление, деяние, тогда как видение это состояние.

Теперь легко узнать случаи, в которых мы интерпретируем. Интерпретируя, мы выдвигаем гипотезы, которые могут оказаться ложными. Высказывание "Эта фигура мне видится как некий·" в столь же малой степени (или только в том же смысле) поддается верификации, что и высказывание "Я вижу сверкающий пурпур". Стало быть, существует некоторое сходство употребления слова "видеть" в обоих контекстах. Только не воображай, будто наперед знаешь, что означает здесь выражение "состояние видения"! Усвой его значение через употребление.

В связи с видением нам представляются загадочными какие-то моменты, поскольку видение в целом не кажется нам достаточно загадочным.

От того, кто рассматривает на фотографии людей, здания, деревья, не ускользает их объемность. Ему было бы нелегко описать их как сочетание цветных пятен на плоскости. Но то, что мы видим, глядя в стереоскоп, выглядит объемным по"иному.

(Причем отнюдь не самоочевидно, что мы видим "объемно" ("r¦umlich") двумя глазами. Сливая воедино два зрительных образа, можно было бы рассчитывать лишь на расплывчатый итог.)

Понятие аспекта родственно понятию представления. Или же: понятие "Я вижу теперь это как·" родственно понятию "Теперь я представляю себе это".

Не дело ли фантазии, слушать что-то как вариацию на определенную тему? И все же благодаря этому человек что-то [действительно] воспринимает?

"Представь себе нечто столь изменившимся, что перед тобой уже как бы другая вещь". Доказательство можно осуществлять в воображении.

Видение аспекта и представление подчиняются воле. Это она отдает приказ "Представь себе это!", а также "Теперь смотри на эту фигуру так", но не "Теперь этот лист зеленый"!

Здесь возникает вопрос, возможно ли было бы существование людей, лишенных способности видеть нечто как нечто и во что бы это вылилось. Какие бы имело последствия? Был бы такой дефект подобен цветовой слепоте или отсутствию абсолютного слуха? Мы склонны назвать его "слепотой к аспекту" и затем обдумать, какой смысл можно в это вложить. (Концептуальное исследование.) Предполагается, что слепой к аспектам не способен видеть смену аспектов А. Тогда он не должен замечать и того, что двойной крест заключает в себе черный крест и белый? Так значит, задача "Покажи мне среди этих фигур те, что содержат черный крест", была бы для него неразрешимой? Нет. Решить такую задачу ему было бы по силам, но он бы не сказал: "Теперь это черный крест на белом фоне!"

Предполагается ли, что он слеп к сходству двух лиц? Да и к сходству вообще или к приблизительному сходству? Я не хочу этого утверждать. (Он должен быть способен выполнить приказ такого рода: "Принеси мне нечто, имеющее тот же вид, что и это!")

Должно быть, он не сможет видеть схему куба как куб? Из этого не следовало бы, что он не способен признать в ней изображение (например, рабочий чертеж) куба. Но для него аспекты этого куба не менялись бы скачкообразно. Вопрос в том, должен ли он при некоторых обстоятельствах быть способен считать изображение кубом, как это делаем мы? Если нет, то вряд ли можно назвать это слепотой.

"Слепой к аспектам" вообще будет по"иному относиться к изображениям, чем мы.

(Аномалии этого рода можно легко себе представить.)

Слепота к аспектам родственна отсутствию "музыкального слуха".

Важность данного понятия заключена во взаимосвязи понятий "видеть аспект" и "переживать значение слова". Дело в том, что мы хотим выяснить: "Чего лишен тот, кто не переживает значения слова?"

Чего был бы лишен, например, тот, кто не понимал бы требования, произнося слово "есть", иметь в виду глагол, или же тот, кто не чувствовал бы, что слово, повторенное десять раз подряд, теряет для него свое значение и становится просто звуком?

Вопрос о том, какое значение придавало какому-то слову некое лицо, мог бы рассматриваться, например, в ходе судебного разбирательства. И его можно было бы решить на основе определенных фактов. Таков вопрос об умысле (Absicht). Но разве мог быть столь же значимым вопрос о том, как это лицо переживало какое-то слово, скажем слово "банк"?