Людвиг Витгенштейн - Философские исследования

Интерес к переживаниям, которые кто-то испытывает, пока говорит, и к намерению не одинаков. (Переживание, вероятно, могло бы информировать психолога о "бессознательном" намерении.)

Услышав это слово, мы оба подумали о нем. Предположим, что каждый из нас при этом мысленно произнес одни и те же слова, а это ведь не может означать ничего БОЛЬШЕ. Но не были ли и эти слова лишь неким зародышем? Ведь, чтобы действительно быть выражением мысли о том человеке, они должны принадлежать языку и контексту.

Заглянув в наши души, сам Бог не смог бы увидеть там, о ком мы говорим.

"Почему ты посмотрел на меня при этом слове, ты подумал о ·?" Значит, существует реакция, относящаяся к данному моменту, и она объясняется словами "Я подумал о·" или "Я вдруг вспомнил о·".

Говоря это, ты соотносишь себя с моментом речи. И есть разница соотносишь ли ты себя с одним или другим моментом времени.

Простое объяснение слова в момент его произнесения не соотнесено с каким-то событием.

Языковая игра "Я имею (или имел) в виду это" (последующее объяснение слов) совершенно отлична от такой игры: "Между прочим, я думал о·" Чему родственно: "Мне вспомнилось о·".

"Сегодня я уже трижды вспоминал о том, что должен ему написать". Какое имеет значение, что при этом происходило во мне? Но с другой стороны, какое значение имеет, какой интерес представляет это сообщение само по себе? Оно позволяет сделать определенные выводы.

"При этих словах мне представился он". Какова та простейшая реакция, с которой начинается языковая игра? та, что может быть переведена в эти слова. Как люди приходят к применению этих слов?

Простейшей реакцией может быть взгляд, жест, но также и слово.

"Почему ты взглянул на меня и покачал головой?" "Я хотел дать понять тебе, что ты·" Эти слова должны выражать не знаковое правило, а цель моего действия.

Придание значения (das Meinen) это не процесс, сопровождающий данное слово. Ибо никакой процесс не мог бы иметь последствием такое наделение слова значением.

(Аналогичным образом, я думаю, можно было бы сказать: вычисление не есть эксперимент, ибо никакой эксперимент не мог бы дать того особого результата, какой дает умножение.)

Есть важные явления, сопутствующие речи, явления, которые в речи, лишенной мысли, зачастую утрачиваются, и это служит ее характерной чертой. Но они не являются мышлением.

"Теперь я это знаю!" Что тут произошло? Что же раньше я этого не знал, если уверяю, что теперь я это знаю?

Ты неверно смотришь на это.

(Чему служит этот сигнал?)

А можно ли назвать "знание" сопровождением восклицания?

Привычный вид слова, ощущение, будто оно вобрало в себя свое значение, как бы стало наглядным воплощением. Возможно есть люди, которым все это чуждо. (У них не было привязанности к своим словам.) А как проявляются эти чувства у нас? Они находят свое выражение в том, как мы выбираем и оцениваем слова.

Как я нахожу "правильное" слово? Как я выбираю его среди других слов? Иногда это может происходить так, словно я сравниваю тончайшие оттенки запахов: это чересчур· и это тоже слишком· а вот то, что нужно. Но при этом не всегда нужно выносить оценки, объяснять. Нередко можно лишь сказать: "Это просто еще не подходит". Я неудовлетворен и продолжаю поиск. Наконец ко мне приходит то самое слово: "Вот оно!" Иногда я могу сказать почему. Просто поиск здесь выглядит вот так, находка так.

А не "приходит" ли осенившее тебя слово каким-то особым образом? Будь внимателен и поймешь! Дотошное внимание не годится для меня. Оно способно открыть лишь то, что сейчас происходит во мне.

Да как вообще можно именно сейчас прислушиваться к этому? Ведь придется ждать, пока какое-то слово опять не придет в голову. Но здесь обнаруживается нечто странное: кажется, что вообще не обязательно ждать особого стечения обстоятельств, что можно продемонстрировать соответствующий случай самому себе, не заботясь о том, имеет ли он место в действительности· И как это делается? Я разыгрываю его. Но что можно узнать таким образом? Что я воспроизвожу? Характерные сопутствующие явления; главным образом жесты, мимику, тональность.

Многое можно сказать о тонких эстетических различиях и это важно. Прежде всего, конечно, можно сказать: "Это слово подходит, а то нет" или же что-то в этом роде. А затем можно обсудить и все многообразие разветвленных контекстов для каждого из рассматриваемых слов. Тем первым суждением дело не ограничивается, ибо решающим является поле того или иного слова.

"Слово вертится у меня на языке". Что при этом происходит в моем сознании? Об этом нет и речи. Что бы там ни происходило, не оно подразумевается в моем высказывании. Куда интереснее, что происходило в моем поведении. [Фраза:] "Слово вертится у меня на языке" говорит тебе: слово, подходящее к данному случаю, ускользнуло от меня, я надеюсь вот"вот его найти. В остальном же данное вербальное выражение делает не больше, чем соответствующее бессловесное поведение.

Джемс, собственно, хотел сказать именно об этом: "Что за удивительное переживание! Слова еще нет, но все же в каком-то смысле оно уже здесь, или имеется нечто, что может вырасти лишь в данное слово". Но все это отнюдь не переживание. Истолкованное как переживание, оно действительно выглядит странным. Подобно намерению, толкуемому как сопровождение действия, или"1, толкуемой как число натурального ряда. Слова "Это вертится у меня на языке" в столь же малой степени являются выраженим переживания, как и слова "Теперь я знаю, как продолжить!". Мы употребляем их в определенных ситуациях в антураже особого рода поведения и многих характерных переживаний. Довольно часто этому сопутствует нахождение слова. (Задайся вопросом: "Что было бы, если бы люди никогда не находили сл)ова, которое вертится у них на языке?")

Молчаливая, "внутренняя" речь не является полускрытым феноменом, воспринимаемым как бы сквозь дымку. Она совсем не скрыта, но само это понятие может с легкостью сбить нас с толку, ибо большой отрезок пути оно пробегает вместе [бок о бок] с понятием "внешнего" процесса, однако не пересекается с ним.

(Вопрос о том, иннервируются ли мускулы гортани при внутренней речи, и другие подобные вопросы могут представлять большой интерес, но не для нашего исследования.)

Тесное родство "внутренней речи" с "речью" как таковой проявляется в возможности высказать громко то, что говорилось про себя, а также во внешних действиях, сопровождающих внутреннюю речь. (Я могу беззвучно петь, или читать про себя, или вычислять в уме и при этом отбивать такт рукой.)

"Но все же внутренняя речь это определенная деятельность, которой я должен научиться!" Да, конечно, но что значит здесь "действовать" и что такое "учиться"?