Хаймо Хофмайстер - Что значит мыслить философски [Поиск фундамента всего знания и всего сущего]

Этим надеждам не суждено было сбыться, и десятилетия спустя так называемый неопозитивизм был вынужден вновь поставить целый комплекс вопросов. Желая очистить теорию познания от мнимых проблем, Карнап попытался выработать такие критерии, которые могли бы высказывать положения об определенных фактах и восприниматься как наполненные смыслом. Полными смысла он считает только те высказывания, о которых можно сказать, благодаря какому возможному опыту они подтверждаются или опровергаются. Это требование под названием «принцип верификации», т. е. «эмпирический критерий смысла», стал символом раннего неопозитивизма.

Следующий пример Карнапа показывает, в каком случае высказывание в этом смысле является истинным или содержательным:

Высказывание «в соседней комнате стоит трехногий стол» является проверяемым, так как оно позволяет показать, при каких обстоятельствах (пойти и посмотреть) возникают чувственные переживания определенного рода, с помощью которых обосновывается это высказывание. Поэтому это высказывание содержательно. Высказывание «существует кроваво-красный цвет, отблеск которого вызывает ужас» непроверяемо, так как мы не знаем, как сделать так, чтобы получить переживание, обосновывающее это высказывание; но высказывание несмотря на это содержательно, так как мы можем помыслить переживание и описать его состояние, благодаря чему высказывание будет обосновано; такое переживание должно было бы содержать зрительное восприятие цвета красного тона и в то же время ощущение ужаса от этого цвета. [387]

Этот смысловой критерий был выработан, поэтому теоретико-познавательный вопрос об отношении мышления и бытия, соответственно, в терминологии Канта, вопрос, как возможны синтетические суждения a priori, может возникать в мире всякий раз благодаря четкому понятию фактического. В результате применения этого критерия появилась возможность провести четкую границу между наукой и философией, причем в понимании представителей Венского кружка, к которому принадлежал Карнап наряду с Морицем Шликом, [388]Отто Нейратом [389]и другими, [390]метафизические высказывания отождествлялись с бессмысленными, поскольку они принципиально неверифицируемы. [391]

Здесь все же следует обратить внимание на одну проблему: важнейшими положениями эмпирических наук являются высказывания, т. е. законы, которые охватывают множество единичных случаев. Но законы никак не могут верифицироваться с помощью опыта, так как пока еще ни один закон не простирался на такое большое количество конкретных случаев, чтобы можно было доказать его всеобщность. Обобщение, основанное на опыте, вместе с тем обладает лишь компаративистским характером.

То обстоятельство, что солнце восходит и заходит уже на протяжении тысячелетий, почти наверняка допускает и в будущем такого рода явления, хотя и не позволяет делать по этому поводу необходимых высказываний. Эта радикальная позиция представителей Венского кружка не могла долго сохраняться в рамках последовательного позитивизма, так как следуя ей, нужно было бы и математические законы и гипотезы по поводу законов принять за бессмысленные, потому что они, как и метафизические высказывания, принципиально неверифицируемы.

Поэтому логический позитивизм в Англии пошел другим путем, и А. Д. Айер, [392]для того чтобы оспорить смысловую содержательность естественнонаучных высказываний, в верифицируемость вкладывал только один смысл — смысл доказательства вероятности.

Не помог здесь и пущенный в ход Карлом Поппером [393]в качестве альтернативы критерий фальсификаций. Превращение возможной опровергаемости в критерий смысловых предложений ведет к трудностям: такое предложение, как «Единорог существует» хотя и бессмысленно, тем не менее неопровержимо без обозрения всего универсума; высказывание «Всякая пятница, выпадающая на 13 число, это несчастливый день» следовало бы признать эмпирическим предложением, так как его принципиальная опровержимость не может быть статистически оспорена. Ни критерий верификации, ни критерий фальсификации не выполняют возложенных на них ожиданий. Об определении даже научного высказывания и его четком отграничении от метафизического не может быть и речи. В качестве результата можно было бы отметить лишь то, что истинный характер математических и логических предложений должен отличаться от эмпирико-научных предложений, и в особенности от философских, соответственно, метафизических предложений.

С 30-х годов нашего столетия предлагался ряд улучшений принципа верификации. Речь шла о возможном подтверждении с помощью наблюдения, о развитии искусственных языков, правила образования которых с самого начала исключают возможность грамматически правильно образованных, но несмотря на это бессмысленных предложений, как это возможно в естественных языках. И все же нельзя отрицать тот факт, что ни одна научная теория, как и теория познания, не обходится без последних допущений, которые верифицируются именно этой теорией. О ценности и значимости таких основных допущений нельзя судить с позиции как принципа верификации, так и принципа фальсификации. Если сознаться в этом, то с позиции позитивизма остается в качестве альтернативы сделать только тот вывод, который сделал в «Логико-философском трактате» Людвиг Витгенштейн. [394]«Трактат» гласит, что эмпирический смысловой критерий сам в свою очередь является бессмысленным предложением и не может быть причислен к классу предложений, содержащих смысл (естественнонаучные предложения). При этом Витгенштейн исходит из изоморфии, соответствия предложения и факта, и вынужден добавить, что такое соответствие хотя и утверждается, тем не менее не доказывается и даже никогда не может быть помыслено:

Предложение может изображать всю действительность, но не в состоянии изображать то общее, что у него должно быть с действительностью, чтобы оно могло изображать ее, — логическую форму. Чтобы иметь возможность изображать логическую форму, мы должны были бы обладать способностью вместе с предложением выходить за пределы логики, то есть за пределы мира.

Предложение не способно изображать логическую форму, она отражается в нем.

То, что отражается в языке, эта форма не может изобразить. То, что выражает себя в языке, мы не можем выразить с помощью языка.

Предложение показывает логическую форму действительности. Оно предъявляет ее. [395]

Соответствие предложения и действительности для Витгенштейна остается мистикой, которая показывает себя, но не высказывает, и он с этой точки зрения делает правильный вывод, что для философии, собственно, было бы лучшим ничего не говорить об этом.