Ларс Свендсен - Философия философии

А как же внешнее оправдание? Транёй в этой связи говорит о влиянии исследований на благосостояние. Общество требует, чтобы ресурсы, потраченные на исследования, приносили какие-то дивиденды в виде улучшения благосостояния. Он перечисляет четыре формы таких дивидендов: (1) технологии, (2) прикладное применение, (3) прогнозирование и (4) самореализация. Транёй не слишком вдается в подробности, каким образом гуманитарные дисциплины могут сделать вклад в первые два пункта, совсем немного говорит о прогнозирующей функции (учиться на исторических примерах), зато уделяет очень много внимания последнему пункту, самореализации. И здесь он проявляет себя как классический гуманист. Гуманитарные дисциплины учат нас тому, что значит быть человеком, тем самым способствуя нашей самореализации в этом качестве. Кроме того, они поддерживают существование той культуры, которая сформировала нас и сделала теми, кто мы есть, чтобы мы, познавая культуру и передавая ее дальше, учили всех остальных быть теми, кто мы есть и объяснять, почему мы именно таковы. Гуманитарные дисциплины отвечают требованию оправданности в первую очередь за счет того, что обращаются не только к узкому кругу специалистов, а ко всему человечеству, помогая каждому понять, кто он есть. По-моему, философия больше не выполняет этой задачи.

Философия – это и академическая дисциплина, и общечеловеческое занятие. Я убежден, что внешнее оправдание философии в конечном счете заключается именно в последнем аспекте. Но между этими двумя аспектами существует конфликт. Левинас описывает современное мышление как мышление, разворачивающееся в мире без людей. Мне это описание кажется вполне убедительным, поскольку значительная часть современной философии слишком узка и сложна для непосвященных. Современная наука и исследовательские институты требуют от своих адептов исключительно узкой специализации. Общее положение дел таково, что современный исследователь знает очень много в очень маленькой области. Эта тенденция касается в том числе и философии. По каждой философской теме выходит столько литературы, что для того, чтобы оставаться профессионалом, нужно постоянно поддерживать свою квалификацию. И даже если вы специализируетесь на изучении одного-единственного философа, не факт, что у вас получится быть в курсе всех важных исследований, посвященных различным аспектам его работы, так что вы вынуждены будете остановиться на каком-то одном аспекте. Это постоянное сужение специализации сильно расходится с традиционным образом философа, которого Платон описывал как синоптика, видящего целостную картину. Кроме того, концентрация на методах в новейшей философии привела к дополнительному сужению специализации, поскольку актуальными считаются только те проблемы, которые поддаются исследованию избранными методами. Это равнозначно заявлению, что исследовать природу можно только посредством микроскопа, а любые другие явления, для изучения которых лучше подходит, например, телескоп, следует игнорировать.

Академическая философия постепенно становится все более закрытой. Ученые-философы обучают студентов высших учебных заведений, публикуют статьи в научных журналах и выступают на научных конференциях. Само по себе это неплохо, но проблема в том, что они очень мало участвуют в общественной дискуссии за пределами академических кругов, а иногда и вовсе не предпринимают таких попыток. В Норвегии дела с этим обстоят немного лучше, чем во многих других странах, поскольку тысячи студентов ежегодно проходят подготовку к выпускному бакалаврскому экзамену по философии, обязательному для всех специальностей. Это очень важное средство популяризации философии. Весьма печально, что значительная часть философских исследований, не входящая в учебники для подготовки к данному экзамену, так и остается неизвестной за пределами узкой профессиональной среды.

Для того чтобы получить признание в академических кругах, философы должны публиковаться, и академические лавры для большинства гораздо важнее, чем распространение и популяризация фундаментальных идей. Сам факт наличия публикаций, а также названия журналов, в которых эти публикации выходят, сегодня значат гораздо больше, чем собственно содержание статей. Они публикуются главным образом в профессиональных журналах с очень маленьким тиражом и еще меньшим числом читателей. Зато количество этих журналов увеличилось за последние десятилетия в несколько раз, и статей публикуется так много, что никому не под силу прочесть их все. Большинство статей, выходящих в таких журналах, вообще никто не читает, но цель публикации заключается совсем не в том, чтобы статью кто-то прочел. Публикация – это самоцель. Статьи пишутся даже не для того, чтобы их читали коллеги автора, скорее для того, чтобы было что предъявить при прохождении собеседования на новую должность в научном учреждении.

Философы умеют – или, по крайней мере, должны уметь – проводить различия, разъяснять утверждения, демонстрировать следствия различных положений, приводить альтернативные точки зрения и оценивать надежность аргументов. Мы вправе ожидать от философа умелого обращения с целым рядом критических методов. Поэтому они должны быть хорошо приспособлены к интеллектуальной деятельности, и, будучи интеллектуалами, должны обращаться к общественности и читать публичные доклады, писать хроники, статьи и книги для широкой публики, давать интервью в газетах, на радио и телевидении. Однако современные философы практически ничего из этого не делают. Вышеупомянутые критические методы используются исключительно для внутренних целей.

Никогда еще не было в мире так много людей, зарабатывающих свой хлеб философией. Вместе с тем философия стала закрытой, как никогда раньше. Поразительно, что это происходит именно в тот момент, когда интерес к философии за пределами академических кругов очень высок. В англоязычных странах при университетах и институтах работает около 14–15 тысяч философов. В одной только Норвегии их около двухсот. Многие ли из них обращаются к широкой публике? Большинство представляют свои работы на суд коллегам, зачастую это происходит из желания продвинуться по карьерной лестнице, но очень редко кто-либо из них контактирует с кем-то помимо коллег или студентов, да и желания такого никто не проявляет. Это означает, что общечеловеческим аспектом философии – ее актуальностью для всех людей – грубо пренебрегают.

Речь не идет об отрицании всякой философии, которая слишком «узка» и малопонятна непосвященным. Зачастую философам приходится вникать в очень узкие проблемы, чтобы разобраться с более широкими темами. Можно выполнять очень сложные обходные маневры, чтобы добраться до довольно простых выводов. Примером тому может послужить философия Канта. Проблема в том, что нынешняя философия почти целиком состоит из узких, технических и очень сложных для понимания тем. Судя по всему, такое положение дел не служит ничему, кроме выстраивания академической карьеры или развлечения отдельных людей, которые получают удовольствие от интеллектуальной гимнастики повышенной сложности. Известны примеры логического обскурантизма, возникшие в результате развития идеи Рассела о том, что ядром философии является логика. Предложение «Мальчик пел» можно записать следующим образом: ∃x[G(x) & S(x)],)], а предложение «Нынешний король Норвегии лыс» будет выглядеть так: ∃x[Kx & ∀y (Ky → ◘y=x) & Sx]. По большому счету, эти формулы бесполезны. Они служат исключительно переформулированию известных проблем на непривычном жаргоне. Разумеется, такая переформулировка может внести ясность в какое-то рассуждение, но чаще всего никакой ясности она не вносит, а иногда даже мешает пониманию, потому что помогает спрятать отсутствие всякой глубины за логическими формулами. И чаще всего это приводит к тому, что работа становится недоступной для всех, кроме очень узкой группы специалистов. Аргументация уже не служит формированию идей, она скорее стала самоцелью, и в результате «лучшим» философом считается тот, кто может сформулировать самые «убийственные» аргументы. А в итоге философия становится богата аргументами, но бедна идеями.