Ларс Свендсен - Философия философии

Около 2500 лет назад философия начиналась как грандиозный проект, целью которого было обретение мудрости и знаний о мире, о хорошей жизни и т. д. И в XX веке людям как никогда нужны были эти знания и эта мудрость. Но в тот момент философы были заняты совсем другими вещами. Мы пережили столетие, в котором войны, геноцид и пытки унесли сотни миллионов человеческих жизней, в котором концентрационные лагеря нацистов и трудовые лагеря коммунистов показали нам такие глубины зла, о которых мы раньше и не подозревали. В прошлом столетии умерло от голода больше людей, чем когда-либо ранее. Человек изобрел оружие, которое может в один миг уничтожить жизнь на земле. И как же философия помогла нам понять все это – и предотвратить повторение? Практически никак. Некоторые философы уделяли внимание этим проблемам, но большинство, кажется, сильнее интересуется методологией науки, развитием символической логики и тому подобными вопросами. В то столетие, когда философия была нужна нам, как никогда, она подвела нас – так, как никогда не подводила.

Не раз высказывалась мысль, что науки приближаются к своему концу, поскольку скоро они найдут ответ на все вопросы, на которые в принципе можно ответить. Говорили также, что и философия приближается к своему концу, поскольку осознала, что на ее вопросы нет ответов. Но нет никаких оснований полагать, что это правда. Науки и раньше оказывались в ситуации, когда казалось, что вскоре им некуда будет развиваться. Так было с физикой в 1890-х годах. Но всегда возникают новые вопросы, совершаются новые открытия, которые требуют новых перспектив, и наука продолжает жить. Однако в философии ситуация иная. Философия продолжает жить потому, что мы не можем перестать задавать философские вопросы. Самые фундаментальные вопросы философии не академические, они неизбежно возникают у каждого человека в силу того, что людям свойственно размышлять о себе и об окружающем мире. И тот факт, что на эти вопросы невозможно дать однозначный ответ, не мешает нам задавать их снова и снова, каждый раз по-новому.

В одной из лекций о метафизике Кант отмечает, что все те, кто отрицает метафизику, хотят иметь собственную, поскольку никто не может не думать о своей душе. И даже тот, кто утверждает, что бессмертной души не существует, занят метафизикой точно так же, как тот, кто утверждает обратное. А тот, кто совершенно равнодушен к этому вопросу, скорее всего, имеет множество других представлений метафизического характера, к примеру, о фундаментальных свойствах действительности. Я говорю это вовсе не для того, чтобы выставить на посмешище противников метафизики, но потому, что убежден: одна из важнейших задач философии заключается в выражении наших базовых метафизических представлений, без которых мы не можем обойтись, и в критическом их рассмотрении. Раз за разом метафизику объявляли умершей, но ей всегда удавалось воскреснуть, потому что вопросы о личной идентификации, свободе воли, абстрактных объектах и др. просто всплывают раз за разом и настоятельно требуют ответа. Причина, по которой метафизика не может умереть, состоит в том, что она занимается самыми общими проблемами, которые только можно придумать, и в нашем мире одни проблемы всегда будут более общими, чем другие, независимо от их характера. И тот, кто объявляет себя противником метафизики – например, последователь натурализма, – тоже является метафизиком, поскольку его позиция непременно основывается на метафизических предпосылках и имеет метафизические следствия. Другими словами, невозможно просто взять и избавиться от метафизики, как избавляются от ошибочных представлений.

Многие философы мечтают о конце философии. Адорно пишет, что в совершенном обществе философии бы не существовало. На самом деле это мечта о состоянии, в котором нет той фрустрации, которая и порождает философию. Витгенштейн пишет, что ясность, к которой стремится философия – это ясность, благодаря которой философские проблемы просто исчезнут, так что можно будет наконец успокоиться и перестать философствовать. Витгенштейн гораздо ближе к античным философам, чем ему самому казалось. Для стоиков цель философии состояла в безмятежности ума (атараксии) и внутренней свободе (автаркии). Терапевтическая философия Витгенштейна, в сущности, служит тем же целям. Когда он пишет, что цель философии заключается в прояснении мыслей, он тем самым возвращается к философии в том виде, в каком она существовала за тысячи лет до него. Витгенштейну так и не удалось достичь ясности и покоя ума. Последние заметки к работе «О достоверности» были записаны за два дня до смерти философа, в конце апреля 1951 года. Левинас утверждал, что самое лучшее в философии – это неудача. Благодаря неудаче философия остается открытой. Витгенштейн был как раз таким философом, который оставался открытым до последнего.

Мы испытываем тягу к глубине, к тому, что сулит нам полное понимание бытия и дает толчок к развитию. И тем сильнее оказывается разочарование, когда философ пытается разрушить метафизический воздушный замок. Однажды я получил письмо от человека, который прочел написанную мной книгу «Философия скуки». Работа ему понравилась, но он заметил: «Одна вещь мне показалась непростительной. Читая главу о Хайдеггере, я с каждой страницей наполнялся счастьем – иначе говоря, я становился все больше христианским мистиком лучшего толка, – думается мне, я долгие годы не читал ничего настолько прекрасного, но вот я дочитал до страницы 136, где Вы внезапно и без всякого предупреждения опрокидываете ведро, которое только что наполнили светом…» Мне неоднократно поступали жалобы на то, что в моих книгах слишком много негатива и критики, что я ограничиваюсь описанием того, как не следует смотреть на тот или иной вопрос, и ничего не пишу о том, как надо. Этот упрек вполне понятен: читатели хотят внести нечто новое в понимание той или иной темы. Однако такой критический подход обусловлен тем, как я понимаю основную задачу философии. Я понимаю недовольство читателей: все мы хотим получить больше, а не меньше, новую теорию или нечто подобное, что даст нам более глубокое понимание. Но я не думаю, что философия может дать нам такое понимание. Я считаю философию скорее рефлексивным, нежели продуктивным занятием. Философия – это непрерывная деятельность по наведению порядка в том хаосе, который мы создаем, размышляя о мире. Этот хаос усиливается в такие времена, как наше, когда все меняется слишком быстро. Проблема в том, что иногда философия лишь усиливает хаос. Беркли утверждал, что философы только поднимают пыль, а затем жалуются, что ничего не могут разглядеть. Трудно с ним не согласиться. Тем не менее мы продолжаем философствовать, потому что остановиться не можем.