Юлиус Эвола - Восстаие против современного мира

Из мифологии Египта, кроме метафизических смыслов, можно извлечь некоторые сведения по первоначальной истории его цивилизации. Традиция, связанная с древнейшей династией «божественных мертвых» —которых путают с так называемыми «последователями древнего Гора» (Шемсу-Херу) —и представленная иероглифом Осириса как повелителя «Священной Западной земли», может отражать память о первоначальной атлантической расе, пришедшей с Запада [680]в качестве господ и носителей цивилизации. Согласно титулу божественных царей Гор является богом, сделанным из золота, как и Аполлон; иными словами, он связан с первоначальной традицией. В Египте мы также находим символизм двух соперничающих братьев, Осириса и Сета, и их борьбы. В египетской традиции присутствуют некоторые следы, позволяющие увидеть в этой борьбе указание на борьбу между двумя родами, представляющими дух, символизируемый каждым богом. [681]Если смерть Осириса от рук Сета, в дополнение к «жертвенному» смыслу, который уже был истолкован в первой части книги, на историческом плане может выражать кризис, принесший конец первой эпохе, называемой эпохой «богов», θεοί , [682]то воскрешение Осириса в виде Гора может представлять собой восстановление, связанное со второй египетской эпохой, которую греки называли «эпохой ημίθεοι », что может соответствовать одной из форм «героического» периода, упомянутого Гесиодом. Согласно традиции, эта вторая эпоха кончилась с Менесом; и данный этому царю титул Хор Axa , «сражающийся Гор», может подчеркивать этот смысл.

Тем не менее, этот кризис, в первый момент преодоленный Египтом, должно быть, вновь проявился позже, принеся с собой раздробленность. Одним из указаний на это является демократизация понятия бессмертия, что можно наблюдать уже в конце Древнего Царства (шестая династия); другим знаком кризиса являются изменения в характере духовной центральности и «имманентной трансцендентности» фараона, который становится просто представителем божества. В более поздние времена в дополнение к присутствию солнечной темы мы можем засвидетельствовать появление хтонически-лунной темы, связанной с образом Исиды — «матери всех вещей, госпожи стихий, рожденной в начале времен». [683]В этом отношении весьма красноречива легенда, в которой Исида, понимаемая как волшебница, хочет сама стать «госпожой всего мира и божеством, подобным Солнцу (Ра) на небесах и на земле». С этой целью Исида подкараулила Ра, когда он сидел на «троне двух горизонтов»; она заставила ядовитую змею укусить его, и отравленный бог согласился, чтобы его «имя» перешло на нее [684].

Так произошел переход к цивилизации Матери. Из солнечного бога Осирис превратился в лунного, в бога вод в фаллическом смысле, и в бога вина (дионисийской стихии) —таким же образом после прихода Исиды Гор выродился в простой символ бренного мира. [685]Пафос смерти и воскрешения Осириса приобретает мистические и эскапические оттенки, демонстрируя полную противоположность бесстрастной солнечной духовности аристократического культа Ра и «древнего Гора». Часто тип божественной женщины, архетипом которой является Исида, становился посредником в воскрешении и вечной жизни; это образы цариц, носящих преимущественно лотос (как символ перерождения) и «ключ жизни». В этике и в обычаях это отражается в господстве женщины и царицы, которое Геродот и Диодор приписывали позднему египетскому обществу и которое нашло свое типичное выражение в династии так называемых «божественных поклонников» нубийского периода [686].

Показательно, что в этой связи центр сместился от царского к жреческому символу. Во время двадцать первой династии египетские жрецы вместо стремления служить божественному царю попытались узурпировать царскую власть; на месте фараонов утвердилась фиванская династия царственных жрецов. Таким образом вместо божественной царской власти первых времен появилась жреческая теократия [687]—типичное проявление света Юга. Начиная с этого времени богов стали гораздо меньше почитать как воплощенные присутствия; они стали трансцендентными существами, чья сила по своей сути опосредована жрецами. Солнечно-магическая стадия пришла в упадок —ее сменила «религиозная»: молитва заменила повеление, желание и сентиментализм сменили отождествление и необходимые для этого техники. Например, древнеегипетский заклинатель мог сказать: «Я Амон, оплодотворяющий свою мать. Я обладатель великой силы, Повелитель Меча. Не восставай против меня —я Сет! Не трогай меня —я Гор!». Человек, изображенный в образе Осириса, мог сказать нечто вроде: «Я восстаю как живой бог»; «Я —Единственный, мое бытие —это бытие всех богов в вечности»; «Если [воскресший] желает вашей смерти, о боги, вы умрете; но если он хочет, чтобы выжили, вы будете жить»; «Ты повелеваешь богами». Самые поздние же формы египетской духовности, напротив, отмечены мистическим томлением и мольбами, выходящими на первый план: «О Аммон, Повелитель Молчащих, внимающий зову бедных. Я взываю к тебе в своем мучении... Воистину, ты спаситель!». [688]Так египетский солнечный период окончился упадком, происходящим под знаком Матери. Согласно греческим историкам, из Египта главные деметрически-хтонические культы достигли сначала пеласгов, а потом эллинов. [689]Так или иначе, во взаимосвязи средиземноморских цивилизаций Египту было суждено сыграть роль только в качестве цивилизации исидического типа, находящейся под эгидой отзвука главным образом «лунной» (как и пифагорейская) мудрости и ферментов афродитического упадка и беспокойного народного мистицизма смешанного и эскапистского характера. Мистерии Исиды и Сераписа и царская гетера Клеопатра —вот и все, что Египет представлял собой перед лицом Римской державы.

Отправившись из Египта в Халдею и Ассирию, мы найдем тему цивилизации Юга и ее материализации и искажений в еще более отчетливой форме и уже в отдаленные времена. Уже в древнейшем субстрате этих народов, состоящем из шумерского элемента, встречается типичная тема первоначальной небесной Матери, правящей различными воплощенными божествами, также как и тема «сына», которого она рожает без отца; у этого сына есть черты героя или «бога», но он подвержен закону смерти и возрождения. [690]В поздней хеттской цивилизации богиня победила бога, в итоге впитав атрибуты бога войны и представ как богиня-амазонка с жрецами-евнухами и вооруженными жрицами. В Халдее почти не встречалась идея божественной царской власти; за исключением некоторых влияний со стороны египетской традиции. Халдейские цари, даже принимая характер жрецов, осознавали себя как просто «наместников» ( patesi ) божеств и пастырей, избранных для слежения за человеческим стадом, а не как имеющих божественную природу. [691]В этой цивилизации богу города давался титул царя — «мой господин» или «моя госпожа». Царю бог доверял править городом от его имени, и он был правителем лишь в смысле представителя. Его титул эн был прежде всего жреческим: он был жрецом, пастырем в смысле наместника. [692]Жреческая каста оставалась отдельным сообществом, и в итоге стала править всеми прочими кастами. [693]Ежегодное унижение царя в Вавилоне, где он снимал свои царские регалии перед статуей бога, надевал одежду раба и просил о милости, исповедуясь в своих «грехах», типична для такого доминирования; его даже порол представляющий божество жрец. Вавилонских царей часто изображали как «создание Матери» (Иштар-Мами); в кодексе Хаммурапи царь получал свою корону и скипетр от богини, а царь Ашурбанипал говорил ей: «Я молю тебя о даре жизни». Формула «всемогущая царица, милостивая покровительница, нет иного прибежища, кроме Тебя» была типичным исповеданием вавилонской души и пафоса, с которым она приближалась к священному [694].