Юлиус Эвола - Восстаие против современного мира

Итак, в образе Немийского царя при помощи символов раскрывается идея царственности, вытекающая из брака или овладения мистической силой «жизни» (и одновременно трансцендентного знания и бессмертия), олицетворяемой как богиней, так и деревом. [51] [51] В египетской традиции «имя» фараона написано богами на священном дереве ашед , таким образом становясь вечным (см. A. Moret, Du caractère , cit.,p. 103). В персидской традиции Заратустра (у парсов образец божественного царя) связан с небесным деревом, растущим на вершине горы (см. F. Spiegel, Eranische , cit., vol. I, p. 688). Жизнь и бессмертие связаны с деревом и богиней (в общем см. Е. Goblet D'Alviella, La migration des Symboles , Paris, 1891, pp. 151-206; в частности, об иранском дереве Гокирн, наделяющем бессмертием, см. Бондахишн XIX, 19; XLII, 14; LIX, 5). Наконец, вспомним о растении, о котором в героическом эпосе о Гильгамеше сказано: «Вот растение, уничтожающее неугасимые желания. Его называют вечной молодостью». Впрочем, немийская легенда передает общий смысл, который можно найти во множестве других традиционных мифов и легенд, повествующих о победителе или герое, который как таковой овладевает женщиной или богиней, [52] [52] См. J. G. Fraser, The Golden Bough , cit., vol. I, pp. 257-263. каковая предстает в других традициях или в косвенном значении хранительницы плодов бессмертия (женские фигуры, связанные с символическим деревом в мифах о Геракле, Ясоне, Гильгамеше итак далее) или же в прямом значении воплощения оккультной силы мира и жизни или же нечеловеческого знания, либо, наконец, как воплощение того же принципа владычества (рыцарь или неизвестный легендарный герой, который становится царем, когда овладевает таинственной принцессой) [53] [53] Cm. P. Wolff-Windegg, Die Gekrönten , Stuttgart, 1958, p. 114. По поводу связи между божественной женщиной, деревом и сакральной властью см. также выражения из книги Зоар (III, 50b; III, 51а; также II, 144b, 145а). Римская традиция рода Юлиев, прослеживающих свое происхождение до Венеры Побеждающей и Венеры-Матери, разделяет этот взгляд. В японской традиции до последних лет происхождение императорской силы приписывалось солнечному божеству (Ама-терасу Омиками), и основной акцент церемонии восхождения на престол ( дайо-сай ) делался на контакте, который император устанавливал с ним при помощи «предложения новой еды». .

Некоторые из древних преданий, касающиеся женского истока царской власти, [54] [54] В Древней Индии, например, сущность царской власти концентровалась в божественной или полубожественной женщине (Шри, Лакшми, Падма), которая выбирала и «обнимала» царя, таким образом становясь его невестой, независимо от его человеческих жен. поддаются истолкованию в этом ключе. В этом случае их смысл оказывается прямо противоположным тому матриархальному смыслу, о котором будет сказано в свое время. В связи с Древом интересно отметить, что и в некоторых средневековых легендах оно связано с имперской идеей: последний Император, прежде чем умереть, вешает на «сухое дерево», растущее обычно в символическом царстве «пресвитера Иоанна», [55] [55] См. А. Graf, Roma nette memorie e nette immaginazioni del Medioevo , Paravia, Torino, 1883, vol. V, p. 488; J. Evola, V mistero del Graal (1937). свои скипетр, корону и щит, и точно так же умирающий Роланд вешает на дерево свой всесокрушающий меч. В другом случае мы также встречаемся с символическим содержанием: Фрэзер раскрывает связь, существующую между ветвью, которую со священного дуба в роще Неми должен был сорвать бежавший раб, чтобы добиться победы над Лесным царем и ветвью, которая помогает Энею живым сойти в ад, то есть живому проникнуть в незримое. Одним из даров, который Фридрих II получил от таинственного «пресвитера Иоанна», было как раз кольцо, позволяющее стать невидимым (то есть переносящее в бессмертное и незримое: в греческих преданиях невидимость героев часто соответствует их переходу к бессмертной природе) и приносящее победу; [56] [56] Cm. A. Graf, Roma , cit., vol. II, p. 467. точно так же, как Зигфрид в песне о Нибелунгах (VI), обладая той же символической добродетелью, становится невидимым, побеждает божественную женщину Брунгильду и вступает с ней в царственный брак. Брунгильда, подобно Сигрдриве в «Речах Сигрдривы», предстает в качестве богини, наделяющей «пробудивших» ее героев словами знания и победы, заключенными в рунах.

Остатки традиции, в которых еще встречаются темы, содержащиеся в древней легенде о Лесном царе, сохраняются вплоть до конца Средневековья и даже позднее, неизменно храня связь с древней идеей, утверждающей, что законная царственность способна также особым и конкретным —можно даже сказать «опытным» —путем проявлять знаки своей сверхъестественной природы. Приведем всего лишь один пример: накануне Столетней войны Венеция обратилась к Филиппу де Валуа [57] [57] Филипп VI (1293-1350) —король Франции с 1328 года, родоначальник династии Валуа на французском престоле — прим. перев. с просьбой доказать свое законное право на престол одним из следующих способов. Первым способом была победа, которую Филипп должен был одержать над своим соперником в поединке, что заставляет вспомнить о Rex Nemorensis и мистическом свидетельстве, заключенном в победе. [58] [58] Ниже мы разъясним это понятие, которое в «испытании оружием» в рыцарском Средневековье предстает в материалистической форме. В традиционном обществе считалось, что победитель был таковым только постольку, поскольку он воплощал нечеловеческую энергию; и он воплощал нечеловеческую энергию постольку, поскольку он был победителем: таковы две фазы одного деяния: встреча «восхождения» и «нисхождения» . Относительно других способов в одном из текстов того времени говорится: «Если Филипп де Валуа действительно является, как он то утверждает, королем Франции, пусть он докажет это, встав лицом к лицу с голодными львами, ибо львы никогда не причинят вреда настоящему королю; или же пусть он совершит чудо исцеления больных, как это делали другие настоящие короли. В случае же неудачи он будет признан недостойным королевства». Сверхъестественное могущество, проявлявшееся в победе или в чудотворстве, даже в период царствования Филиппа де Валуа, который уже утратил связь с изначальными временами, тем не менее, неразрывно связано с традиционной идеей подлинного и законного царствования. [59] [59] M. Bloch, Les rois thaumaturges , p. 16. Традиция также приписывала возможность творить чудеса римским императорам Адриану и Веспасиану (Тацит, История , IV, 81). Среди Каролингов еще возможно найти остатки идеи, согласно которой сверхъестественная сила пронизывает даже царские одежды. Начиная с Роберта Благочестивого (французская династия) и Эдуарда Исповедника (английская династия) до эпохи революций чудотворная сила передавалась от одного королевского поколения к другому. Первоначально эта сила могла исцелять от всех болезней, но с течением времени ей остались подвластны лишь некоторые. Агриппа ( De occulta philosophia , III, 35) писал: «Добродетельные короли и понтифики представляют Бога на земле и наделены его силой. Если они притронутся к больным, они исцеляют их от заболеваний». И даже принимая во внимание возможное фактическое несоответствие отдельных личностей принципу и функции, сохраняется мнение, что «поклоняться царям заставляют, главным образом, их божественные добродетели и силы, свойственные им одним и никому более». [60] [60] С. D'Albon, De la Majesté royale , Lyon, 1575, p. 29. Жозеф де Местр [61] [61] Жозеф де Местр —франкоязычный консервативный католический философ, литератор, политик и дипломат (1753-1821). См. также статью Ю. Эволы «Жозеф де Местр —учитель правой мысли» в сборнике «Империя солнца» (Тамбов, 2010) — прим. перев. писал: [62] [62] J. de Maistre, Essai sur le principe générateur des constitutiones politiques , Lyon, 1833, p. xii-xiii. «Бог создает царей в буквальном смысле. Он подготавливает царские роды, следит за их созреванием среди облака, скрывающего их происхождение. Затем они прорастают, увенчанные славой и честью; они покоряют —и это великое знамение их законности. Они возвышаются как бы сами собой, без насилия, с одной стороны, без четкого намерения, с другой. Это своего рода чудесное спокойствие, которое сложно выразить словами. Законная узурпация представляется мне наиболее уместным (хотя и несколько дерзким) выражением для определения подобного рода происхождения, которое время торопится освятить» [63] [63] В древнеиранской традиции утверждается, что рано или поздно природа царского существа победоносно утвердит себя (см. F. Spiegel, Eranische, cit., vol. III, p. 599). В этом отрывке мы вновь находим мистический взгляд на победу, так как «покорение» рассматривается как «великое знамение законности». .