Василий Налимов - Канатоходец

Несмотря на всю широту гностического учения, противостояния, и притом иногда суровые, все же возникали и в далеком прошлом, и в близкие нам дни. Одним из них оказалось противостояние Православию, исторически сложившемуся еще в Византии. Последующее описание этого противостояния может пролить больший свет на природу гностического христианства, чем попытки описать его по многочисленным первоисточникам. Если хотите, такой подход можно назвать апофатическим — он раскрывает природу гностицизма с позиций того, чем он не является. Естественно, что эта проблема будет раскрываться, главным образом, через различие в прочтении канонических текстов.

Рассмотрим следующие аспекты противостояния.

(1) Принцип делания. Гностическое христианство традиционно принимает принцип делания как стремление к справедливости, естественно, к социальной справедливости. Это следует и из прочтения канонических Евангелий. Вспомним хотя бы притчу о смоковнице, не давшей плода. И о себе Христос говорил:

Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать (Ин 9,4).

Ибо я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что я сделал вам (Ин 13,15).

Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего (Ин 15,5).

Православие же ограничивается только молитвой — Молитвой за всех. Но достаточно ли этого? [214].

В отличие от Православия, гностическое христианство в трагические дни революционного конфликта попыталось включиться в борьбу, объявив о новом движении — мистическом анархизме. Представители этого направления, не побоявшись запятнать свое имя, вошли во ВЦИК. Но почему никто из иерархов Православия не признал революцию совершившимся фактом и не вошел во ВЦИК (хотя бы в роли наблюдателя) для смягчения террора?

(2) Противостояние первоисточников. Великое учение Христа, по существу, вневременное (т. е. инвариантное ко множеству культур) дается нам в церкви преломляющимся через призму одной — древней культуры. Это придает учению отпечаток глубокой архаики , отчуждающей от христианства многих интеллектуалов. Отчуждению способствует и то обстоятельство, что между Ветхим Заветом и Евангелиями часто проявляются противостояния [215].

Гностицизм еще во время своего возникновения пытался выйти за пределы национальной ограниченности, отказываясь от Ветхого Завета как примитивного (в мировоззренческом плане) толкования истории одного народа. В гностическом преломлении христианское учение обрело в значительной степени космополитический характер.

Гностики не принимали Ветхий Завет и критически относились к Новому Завету. Причиной было существенное расхождение в исходных позициях. Бог у гностиков был отчужден от судеб этого мира. С ним связывались такие эпитеты, как неразрушимый, существующий без имени, невыразимый, сверхнебесный, незыблемый, непознаваемый, несуществующий. Утверждалось, что Спаситель, неся свою миссию, существует с изначальных времен в разных проявлениях: «Я странствовал сквозь века и поколения, прежде чем пришел к воротам Иерусалима» [Jonas, 1958, р. 79]. Человек только странник в мирах; Земля одно из его убежищ. Особое — метафизическое — значение придавалось знанию как пути духовного подъема. Удивителен язык гностицизма. Для него характерна символическая форма выражения мысли с помощью аллегорий, мифов или легенд, а иногда и поэтическая, содержащая философские образы. Особенностью языка гностицизма является создание новых метафор. Берутся слова обыденного языка — такие как Молчание, Ум, Пучина, Заблуждение, и им без дополнительных разъяснений придается иной, совсем особый смысл.

Как все это отлично от того, что мы считаем Христианством!

В обновленном — русском гностическом Христианстве также рекомендовалось критически относиться к каноническим Евангелиям. Сейчас, скажем, трудно воспринять утверждение «У вас же и волосы на голове все сочтены» (Мф 10,30; Лк 12,7) [216]. Этот крайний детерминизм не соответствует представлениям наших дней. Трудно представить себе Бога в виде гигантского компьютера, считающего наши волосы. Трудно нам также понять, почему надо считать прелюбодеянием вступление в брак с разведенными (Мф 5,32; Мк 10,11,12; Лк 16,18). Это, по-видимому, уступка культурной традиции тех дней. Можно много привести подобных примеров. Важно здесь и другое — дать интерпретацию того, на что принято закрывать глаза. Пример: Православие считает греховным говорить о метемпсихозе — но указание на него есть в Евангелии от Иоанна (9.1,2), где звучит мысль о том, что слепой мог согрешить еще до рождения, т. е. в прошлой жизни. Тему метемпсихоза мы уже обсуждали ранее [217].

(3) Отношение к власти — один из примеров противостояния Ветхого Завета Новому учению (если его очистить от некоторых чуждых ему вставок).

В Евангелии от Луки читаем, как тщетно дьявол искушал Христа властью:

И сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее(4.6) .

Итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое(4.7).

В противоположность этому в Пятой книге Моисея мы узнаем, что власть уже принадлежит Богу:

Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей (Втор 10,12).

Ибо Господь, Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, Бог великий, сильный и страшный, который не смотрит на лица и не берет даров (Втор 10,17).

Другой — демонический — образ носителя верховной власти дан в апокрифическом Евангелии от Иоанна [218][Свенцицкая и Трофимова, 1989]:

И она [София] назвала его именем Иалтабаоф. Это первый архонт, который взял большую силу от своей матери. И он удалился от нее и двинулся прочь от мест, где был рожден. Он стал сильным и создал для себя другие зоны в пламени светлого огня, (где) он пребывает поныне. И он соединился со своим безумием, которое есть в нем, и породил власти для себя (с. 203).

Он нечестив в своем [безумии], которое есть в нем. Ибо он сказал: «Я — Бог, и нет другого бога, кроме меня», — не зная о своей силе, о месте, откуда он произошел…

Иалдабаоф же имел множество личин, будучи над ними всеми, так что он может перенять личину у них всех, по воле своей. Будучи среди серафимов, он отделил им от своего огня. Вследствие этого он стал господином над ними — из-за силы славы, которая была у него от света его матери. Вследствие этого он назвал себя богом. Но он не был послушен месту, откуда он произошел (с. 204).

А мать, когда узнала покров тьмы, что не был он совершенным, она поняла, что ее сотоварищ не был согласен с нею. Она раскаялась в обильных слезах. И вся Плерома слушала молитву ее покаяния, и они восхвалили ради нее незримый девственный Дух (с. 205–206).