Теодор Адорно - Проблемы философии морали (сборник)

Кант И. Критика чистого разума // Соч.: В 6 т. Т. 3. С. 421.

Там же.

21 и 23 мая 1963 года лекции были отменены из-за болезни Т. Адорно.

Т. Адорно заимствовал данное определение из книги Иоахима Шумахера «Страх перед хаосом»: Schumacher J. Die Angst vor dem Chaos. Über die falsche Apokalypse des Bürgertums, Paris, 1937, 2. Aufl. Frankfurt a. M., 1978.

Кантовское «разрешение космологических идей» означает необходимость антиномий только лишь как кажимостей, а не как того, что соответствует самим вещам («Критика чистого разума»). Т. Адорно имеет в виду именно этот аспект, когда в «Негативной диалектике» пишет следующее: «Кант считал трансцендентальную диалектику «логикой видимости» — учением о противоречиях, в котором необходимым образом присутствует связь с трансцендентным как с чем-то позитивно познаваемым. Но вердикт Канта никоим образом не опережает усилия Гегеля превратить логику видимости в учение об истине: вынося свой вердикт, Кант не прерывает рефлексии. Осознавая это, он перестает цепляться за прежние суждения. То, что конечное существо говорит о трансценденции, — это лишь видимость, но, как убедительно демонстрирует Кант, видимость необходимая. Оправдание видимости, составляющей предмет эстетики, обладает поэтому у Канта несравненной метафизической релевантностью» (Adorno Th. Negative Dialektik // Gesammelte Schriften. Bd. 6. 4. Aufl. 1990. S. 385 f).

Об отличии позитивизма от философии Канта см. в работе Т. Адорно «К логике социальных наук» следующее размышление: «То, что он [Кант] наряду с чисто научными причинами говорил о Боге, свободе воли и бессмертии души, находится в оппозиции к тому состоянию мышления, при котором эти идеи, после того как они лишились своего теологического смысла, стало необходимым, прибегая к различным уловкам, защищать перед лицом рациональности. Сам кантовский термин «уловка» всякую ошибку сознания рассматривает как апологетическую ложь. Его критицизм — это воинственное Просвещение. Однако критическое убеждение, которое воздерживается от реальности и деятельность которого сконцентрирована лишь на самом себе, вряд ли могло способствовать прогрессу Просвещения» (Adorno Th. Soziologische Schriften I // Gesammelte Schriften. Bd. 8. 3.1990. Aufl. S. 557). В «Негативной диалектике» по этому поводу можно прочитать следующее: «Позиция Канта, которая состоит в том, что разум необходимым образом развивается в тех же самых антиномиях, которые с помощью этого разума разрешаются, является антипозитивистской. Тем не менее он не брезгует тем позитивистским утешением, что можно вполне довольствоваться и той узкой областью, которая после критики способности разума еще позволяет твердо стоять на ногах. Кант убежден в значительном гражданском подтверждении узости своей позиции» (Gesammelte Schriften. Bd. 6, 4. Aufl. 1990. S. 375).

Т. Адорно имеет в виду раздел «О конечной цели чистого применения нашего разума» из «Трансцендентального учения о методе» (Кант И. Критика чистого разума // Соч.: В 6 т. Т. 3. С. 656–660), который он подробно анализирует в лекции 6 от 30 мая 1963 года.

У Канта буквально сказано: «Логическая видимость, состоящая лишь в подражании формам разума (видимость ложных выводов), возникает исключительно из отсутствия внимания к логическим правилам» (Кант И. Критика чистого разума // Соч.: В 6 т. Т. 3. С. 338).

Интерпретацию Гегелем кантовского учения об антиномиях см. в «Науке логики». Гегель Г. В. Ф. Наука логики. М., 1970. Т. 1. С. 273, 313–317; 1972. Т. 3. С. 188–190.

Об оценке Т. Адорно кантовского представления о противоречии (Кант И. Критика чистого разума // Соч.: В 6 т. Т. 3. С. 391) и о его противопоставлении Канта и Гегеля см. «Три трактата о Гегеле»: «У него [у Канта] философия занималась критикой разума; до известной степени наивное научное сознание, делающее умозаключения по правилам логики — то есть, говоря современным языком, «феноменология», — рассматривалось им в качестве главного условия познания. Непродуманное Кантом соотношение двух типов сознания — философского, критического, и критикуемого, познающего реально существующие предметы непосредственно, — стало впоследствии у Гегеля главной темой его рефлексии. В итоге сознание как объект, постигаемый философски, конечный, ограниченный и несамодостаточный, как был склонен считать Кант, как раз и придавший сознанию подобную конечность, поддалось соблазну умопостигаемых миров» (Adorno Th. Drei Studien zu Hegel // Gesammelte Schriften. Bd. 5, 3. Aufl. 1990. S. 310).

В рукописи тире пропущено; читается: «второго начала свободы», что противоречит смыслу.

В «Негативной диалектике» Т. Адорно пишет: «Обоснование тезиса третьей антиномии, где говорится об абсолютной спонтанности причин и о секуляризации свободного акта божественного творения, по своему стилю имеет совершенно картезианский характер. Это необходимо принимать во внимание, чтобы понять метод Канта. Совершенство познания становится главным гносеологическим критерием; без его свободы «даже и в естественном ходе вещей последовательный ряд явлений на стороне причин никогда не может быть завершен» (Adorno Th. Gesammelte Schriften, Bd. 6. 4. Aufl. 1990. S. 247; цитата Канта: Критика чистого разума // Соч.: В 6 т. Т. 3. С. 420).

«О потребности разума ссылаться в ряду естественных причин на первое начало, исходящее из свободы, со всей очевидностью свидетельствует то, что все древние философы (за исключением школы Эпикура) были вынуждены допустить для объяснения движений в мире существование первого двигателя, то есть свободно действующей причины, которая впервые и сама собой начала этот ряд состояний, так как из одной лишь природы они не осмелились объяснить первое начало» (Кант И. Критика чистого разума // Соч.: В 6 т. Т. 3. С. 424).

В «Трех трактатах о Гегеле» Т. Адорно специально выделяет мотив неразрешимости противоречий в диалектике Гегеля: «Если я правильно понимаю, выбор исходного пункта, первоначала, для философии Гегеля абсолютно безразличен; она не признает подобного первоначала как некоего прочного и в процессе мышления неизменного самодостаточного принципа… Но идеализм этим не преодолевается. Абсолютная строгость и закрытость процесса мышления, к которой он [Гегель] в противоположность Канту стремится вместе с Фихте, обосновывает во всем приоритет Духа, даже если при этом на всех уровнях субъект определяет себя как объект, и наоборот — объект как субъект» (Adorno Th. Drei Studien zu Hegel // Gesammelte Schriften, Bd. 5. 3. Aufl. 1990. S. 261).

Эрнст Кассирер в работе «К теории относительности Эйнштейна» (Berlin, 1920; рус. пер. Пг., 1922) в противоположность Герману Когену считает философию Канта не «философской систематикой естественных наук в духе Ньютона» (S. 12), но, специально подчеркивая ее принципиально методический характер, ее критическое отношение к вещам, утверждает, что эту философию скорее следует рассматривать как философское основание теории относительности (S. 7—25). В работе «Детерминизм и индетерминизм в современной физике» («Determinismus und Indeterminismus in dermodernen Physik. Historische und systematische Studien zum Kausalproblem, Göteborg, 1937) Кассирер говорит о значении критического понимания понятия причинности для проблем философии морали в смысле кантовского учения об антиномиях: «Если понимать «детерминизм» в метафизическом, а не в критическом смысле… то причинность становится принципом физического познания;…она превращается в метафизический фатум» (S. 260). Оба сочинения теперь опубликованы в издании: Cassirer Е. Zur modernen Physik. Darmstadt, 1957.