Томас Каткарт - Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки

Голос с небес отвечает ему:

— Так помоги же мне, шлимазл! Купи, наконец, лотерейный билет!

Герой этого анекдота явно был протестантом, подобно Мартину Лютеру, полагавшим, что все мы спасемся единственно милостью господней и не в наших силах самим заслужить спасение. Господь же здесь, невзирая на удачное использование слова «шлимазл», льет воду на мельницу католической контрреформации. Этот анекдот вполне мог бы родиться на Тридентском соборе 1545 года, где епископы решили, что спасение даруется нам как результат кумулятивного эффекта от божьей благодати и наших поступков — то есть молитвы и покупки лотерейного билета.

И все же у всех религий есть кое-что общее: адепты каждой из них верят, что следование ее доктрине — наиболее надежный путь к спасению.

К вратам святого Петра прилетает очередная душа.

— Вероисповедание? — спрашивает Петр.

— Методист.

— Отправляйтесь в кабинет номер 28, — приказывает святой Петр, сверяясь со списком. — Но когда будете проходить мимо восьмого кабинета, ведите себя потише!

Тут к вратам прибывает следующая душа.

— Вероисповедание? — интересуется Петр.

— Баптист.

— Идите в кабинет номер 18, но когда будете проходить мимо восьмого кабинета, ведите себя потише!

Появляется третья душа.

— Вероисповедание?

— Иудей.

— Вам в кабинет номер 11, и когда будете проходить мимо восьмого кабинета, ведите себя потише!

— Я могу понять, почему для каждой из религий у вас имеется отдельный кабинет, — обращается к Петру новоприбывший. — Но почему так уж необходимо соблюдать тишину, когда проходишь мимо восьмого кабинета?

— Там у нас свидетели Иеговы, — отвечает Петр. — Они считают, что они здесь одни.

Говорят, что Артур Шопенгауэр, немецкий философ XIX века, открыл буддизм с философской точки зрения. Подобно Будде Гаутаме, жившему двумя тысячелетиями ранее, Шопенгауэр считал, что вся жизнь состоит из страданий, борьбы и разочарований, и единственный выход заключается в уходе от жизни — отказе от своих желаний и отрицании воли к жизни. С оптимизмом глядя в будущее, они оба полагали, что отказ от любых житейских стремлений приведет к тому, что люди начнут сочувствовать всему живому, и на Земле воздвигнется царство праведных. Как будто одно хоть как-то связано с другим!

Целый ряд еврейских анекдотов высмеивает духовных последователей Шопенгауэра — пессимистов и нытиков.

Две матроны сидят на лавочке.

— Ох! — громко вздыхает одна.

— Ай-вэй! — вторит ей другая.

— Ну ладно, — произносит первая. — Хватит уже о детях!

И для Шопенгауэра, и для Будды жизнь — лишь бесконечная череда разочарований и источник непреходящей скуки. Когда мы не получаем того, чего хотим, мы чувствуем себя разочарованными. Когда у нас есть все, чего мы хотим, нам скучно. При этом и для Артура, и для Гаутамы худшее из разочарований — то, которое настигает, когда до удачи, казалось, остался лишь один шаг.

Давным-давно в далеком королевстве жил да был принц. Не по своей вине он стал жертвой заклятия, наложенного злой колдуньей: по ее колдовской воле он мог говорить лишь по одному слову в год. При этом, однако, он мог копить слова — к примеру, промолчав целый год, на следующий год он получал возможность произнести целых два слова.

Однажды несчастный принц встретил прекрасную принцессу и полюбил ее до безумия. Он решил молчать два года, чтобы затем, взглянув на нее, сказать:

— Милая моя!

На исходе второго года, однако, принц решил, что просто обязан сообщить принцессе о своей любви к ней, для чего ему требовалось промолчать еще три года. Когда прошли и они — то есть через пять лет молчания, — он уже считал, что должен предложить ей выйти за него замуж, а для этого требовалось ждать еще четыре года.

Когда девять лет молчания подошли к концу, принц был вне себя от радости. Взяв принцессу за руку, он отвел ее в самое романтическое место в королевском саду, преклонил перед ней колено и произнес:

— Милая моя, я тебя люблю! Выйдешь за меня замуж?

— Что-что? — переспросила принцесса.

Именно такого ответа и ожидал от принцессы Шопенгауэр.

С VI—VII столетий н. э. китайцы и японцы развивали направление буддизма, которое сегодня переживает второе рождение, — а именно, дзен-буддизм. С позиции западного мышления, философия дзен больше напоминает антифилософию. По мнению мастера дзен, разум, логика, чувственные образы — все то, на чем строится западная философия, — это лишь иллюзия, отвлекающая нас от вечного сияния нирваны. Как же достигнуть нирваны?

Для начала задумайтесь над следующими двумя вопросами:

• Какая разница между уткой?

• Как звучит хлопок одной ладонью?

На оба вопроса в философских кругах обычно следует вполне стереотипный ответ: «Что-что?» Они просто не догоняют. Сознание оказывается не в состоянии постичь, что ответы на эти вопросы в принципе могут существовать. Однако если первый вопрос — это просто дурацкая школьная шуточка, то второй — классический коан учения дзен.

Коан — это загадка или история, которую мастер дзен рассказывает своим ученикам, и которая может настолько поразить их, что их сознание достигнет состояния сатори, то есть внезапного просветления. В этом состоянии все мысли и оценки из повседневной реальности покидают разум, оставляя его один на один с осознанием единства нашей вселенной и всего того опыта, что был накоплен ею. Ответ мастера дзен на вопрос о хлопке одной ладонью — это не буквальные, наукообразные рассуждения вроде: «Тихое шуршание воздуха, происходящее в результате перемещения плоской поверхности». Нет, ответ в стиле дзен скорее будет похож на «Вау!» Коаны силой выталкивают нас к просветлению, приводя наш разум в замешательство абсурдными идеями. Прорвитесь через пелену невозможного и — бац! — вы уже в сатори.

Более всего людям обычно нравится следующий коан:

До того, как я начал искать просветления, горы были горами, а реки — реками.

Когда я встал на путь, ведущий к просветлению, горы перестали быть горами, а реки — реками.

Когда я достиг сатори, горы вновь стали горами, а реки — реками.

Мы, западные люди, можем понять общую идею, что просветление заключается вовсе не в том, чтобы узнать какие-то запредельные откровения. Чего мы, однако, не в состоянии осознать, — и о чем, собственно, нам пытается поведать коан про горы и реки, — это идея просветленного сознания как самого обычного и в то же время — парящего в запредельном. Такие штуки ты либо чувствуешь, либо нет, — и мы, рожденные на Западе, по большей части принадлежим ко второй категории.

Отсюда возникает вопрос: можно ли старую глупую задачку про разницу между уткой считать своеобразным западным коаном? В конце концов, в ее основе лежат абсурд и отсутствие логики, она явно пытается завести нас в тупик. Однако, если судить по реакции на эту загадку — а это решающее испытание для каждого коана, — нам придется ответить на этот вопрос отрицательно. Как правило, в ответ на нее люди улыбаются, иногда даже хихикают, — но случаев сатори, насколько мы знаем, пока отмечено не было.