Сергей Чудинов - Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Как мы помним из ранее нами изложенного, Скрижаль у Трона Аллаха хранит в себе подробнейшую запись о жизни всего мира от сотворения до Судного дня. Говорит ли степень подробности этой записи о том, что все уже предрешено и не зависимо от воли человека? Означает ли это, что невозможны никакие отклонения от заранее прописанного плана? Если ответить утвердительно, то мы придем к мнению джабритов, которое основывается на логической предпосылке, отождествляющей знание будущего с его детерминацией. Но определяет ли само знание какого-либо предмета его поведение? Очевидно, что нет. Прорицателю может открыться будущее, но это не значит, что он его определил. Все, что он сделал, это приоткрыл завесу тайны и сверхъестественным образом приобрел знание о том, о чем обычно человек не способен знать. Но его знание не стало причиной событий, о которых он узнал. Естественно, что пример прорицателя не подходит для аналогии в суждении о Божестве, обладающем не только совершенным и полным знанием, но и действительной властью над судьбой всего сотворенного. Не только логика, но и традиционное богословие (как исламское, так и христианское) признает, что знание и воление — два разных действия Божества. Бог может дать свободу своим творениям совершать какие-либо дела и быть прекрасно осведомленным как о них самих (делах), так и их конечных результатах, но не предопределять поведения человека в смысле принуждения.

Получается, что степень подробности записи судеб всего и вся в Скрижали не важна, но значим характер записанного: директивный или же описательный. Не важно, насколько детальна, к примеру, запись о неких Зайде и Амре, первому из которых суждено стать благочестивым верующим и в итоге обитателем рая, а второму — великим грешником и обитателем ада, если она представляет собой простое описание будущих событий. Знание само по себе лишь предвидение или отражение событий, которые произойдут, не важно, в силу каких причин и обстоятельств личной жизни каждого из упомянутых людей. Такое представление совершенно противоположно джабритскому пониманию записи мировых судеб как директивного предначертания, которое можно уподобить принудительной инструкции к действию типа: «Приказываю, чтобы Зайд стал благочестивым верующим и попал в рай, Амр стал грешным неверующим и попал в ад». Рассматриваемая позиция отвергает такое мнение.

В истории ранней богословской мысли ислама вторая тенденция в толковании предопределения также имела свое крайнее выражение в «еретическом» учении кадаритов и унаследовавших их идеи мутазили-тов о полной свободе действий человека и самостоятельном определении им своей судьбы.

Суннитская ортодоксия, отвергая любые крайние позиции (предопределение как фатум или неограниченную свободу человека), соединила в себе оба перечисленных момента, как принудительный, так и «прогностический», в виде систематизации положений веры в предопределение, разделенной на четыре ранее обсуждавшиеся ступени. Принудительный аспект выражен в первых трех ступенях предопределения (предписание, соизволение и сотворение). Однако между школами ортодоксального суннизма с эпохи Средневековья наметились различия в интерпретациях предопределения. Некоторые, осуждая крайности джабризма и мутазилизма, тем не менее ставят значительный акцент на принудительной стороне (ашаризм, матуридизм), тогда как другие предпочитают трактовать предопределение преимущественно как предвидение (богословие ханбалита Ибн Таймиййи, современный ваххабизм). Рассмотрим подробнее эти расхождения в свете понимания свободы воли исламом.

Согласно христианским взглядам на свободу воли человека и ее соотношение с волей Божественной Бог своей промыслительной активностью незримо сохраняет все сущее в целом и, предоставляя человеку свободу деятельности, может только содействовать его добрым делам и разрешать злые поступки в виде попущения. Свобода человека никак не ущемляется Божественной волей. Все действия человек производит благодаря своим суверенным желаниям и естественным способностям, данным ему от рождения, используя законы и силы физического мира. Что касается этически нейтральных действий, то человек несет полную ответственность как их создатель. Так, процесс написания письма зависим только от естественных физических причин: умения руки человека писать и наличия орудий письма. Все эти положения едины для практически всех христиан, важное различие между христианскими конфессиями заключается в области решения вопроса о соотношении человеческой и Божественной воли в деле спасения души.

К вышесказанному можно добавить, что согласно представлениям традиционных христианских церквей (Православной и Католической) только последствия добрых дел нельзя полностью приписывать человеку, т. к. в них соучаствует промыслительное действие Бога. То же отчасти справедливо и в отношении злых дел, последствия которых Промысл исправляет и направляет к благому. Что касается протестантов, то они более склонны к описанию всего случающегося в мире как прямого Божественного действия, включая сюда как доброе, так и злое. К примеру, Ж. Кальвин, один из лидеров религиозной Реформации в Швейцарии, фактически отказывался от традиционного термина «попущение» в отношении злых дел, считая, что при его допущении Бог предстает в образе пассивного существа, в основном надзирающего над миром и лишь иногда вмешивающегося. Все, что происходит, согласно с Божией волей и составляет часть неизвестного нам вселенского плана. Злые деяния, коли они осуществились, также пожелал Бог (хоть и не в том же смысле, как Он желает добрые деяния), а не просто позволил им произойти, более того, через злую волю Бог осуществляет свою справедливость [439]. Эта версия значительно измененного христианского учения о свободе добра и зла, как кажется, очень созвучна ранее рассмотренным нами исламским представлениям о Божественном предопределении. Исток этой близости двух доктрин заключен в общей базовой интенции к бескомпромиссному и прямолинейному монотеизму.

Строжайший монотеизм ислама, выражающийся в восприятии Бога как единовластного повелителя вселенной, склонен к оценке какой-либо самодеятельности твари как умаления всемогущества Бога. Логически он приводит к неразрешимой антиномии очевидной ответственности человека за свои действия и представления об исключительной прерогативе Бога в сотворении всего сущего. Разрешение этого противоречия в богословских спорах растянулось на века, в ходе которых оформилось несколько важнейших концепций, по-разному объясняющих способность человека к практическим действиям и его ответственность за их результаты.