Эрик Вейнер - Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей

Представьте себе, что вечное возвращение — это ежедневная проверка связи с самим собой: живешь ли ты той жизнью, какой хочешь? Уверен ли, что хочешь выпить эту бутылку текилы и маяться бесконечным похмельем? Вечное возвращение требует от нас безжалостно оценивать свою жизнь и задавать себе вопрос: что здесь достойно вечности?

В том числе примерить на себя вечное возвращение позволит то, что один ученый назвал «брачным тестом» [155] Maudemarie Clark, Nietzsche on Truth and Philosophy (New York: Cambridge University Press, 1990), 270. . Представьте, что после долгого брака вы развелись. Учитывая все, что вы уже знаете, сказали бы вы снова «да»?

Неплохой тест. Но я придумал другой — «тест подростка». Мы с дочерью вернулись домой и сели ужинать. Говорили о научных проектах, расписании футбольных матчей — и я рассказал ей о вечном возвращении Ницше. Как она к этому отнеслась? Подошло бы ей такое?

Соня знает, что ей нравится, а что нет; вечное возвращение Ницше ей не по душе. Она моментально окрестила его «социопатической идеей». И ни за что не захотела бы, чтобы ее жизнь повторялась вновь и вновь.

— Только подумай, как это было бы уныло. Застрять в бесконечном цикле. Каждый в своей жизни делает одну огромную ошибку — я свою еще не сделала, но когда-то точно сделаю, — и вот представь, переживать это вновь и вновь! Ну то есть, скажем, тебя убьет маньяк с топором. Тебе захочется, чтобы это повторялось? А если у тебя рак? Оно тебе надо — переживать его снова?

— Разумно, — ответил я, прежде чем ринуться на защиту Ницше. — А как же хорошее в жизни? Концерты, друзья, куриные наггетсы? Они не компенсируют плохого?

— Нет, — был решительный ответ. — Ничья жизнь не достаточно хороша для такого. Ничто в моей жизни не заставит меня заново прожить то плохое, что я могу сделать.

И я обнаружил себя в непривычном состоянии: я молчал. Мне нечего было ответить. Плохое в жизни и впрямь, похоже, перевешивает хорошее. Удовольствие от «Рокки роуд» меркнет перед мучениями человека, проходящего химиотерапию. А может, Ницше знал что-то, чего не знала Соня — и все мы тоже?

Если у кого-либо и были причины удариться в Шопенгауэра и заявить, что мы живем в «наихудшем из возможных миров», — так это у Фридриха Ницше. Однако в конце своей короткой и тяжкой жизни он заявляет, что благодарен за все пережитое, и от души добавляет: Da capo! Еще раз! [156] Итальянский музыкальный термин, означает «с начала» (дословно — «с головы»).

Страдание неизбежно — вы и без философов это знаете; но то, как именно мы страдаем и от чего страдаем, важнее, чем кажется. Переживаем ли мы «великое страдание», как это называл Ницше, или что-то не столь фундаментальное? Мы едва переносим страдание или находим в нем и что-то приятное?

Ницше не был мазохистом. Страдание он считал составляющей хорошей жизни, способом учиться. «Лишь страдание приводит к знанию», — говорил он. Страдание — это зов, о котором мы не просили, но на который все равно должны откликнуться. Как мы отвечаем на него? Впадаем в оцепенение или, как предлагает Шопенгауэр, скрываемся от него в мир искусства и аскезы? А может быть, благодаря страданию мы глубже проникаем в смысл мира? Без оглядки бросаемся в него? Этот путь Ницше называл дионисийским — по имени греческого бога, любившего вино, театр и жизнь. «Я хочу все больше учиться смотреть на необходимое в вещах как на прекрасное: так буду я одним из тех, кто делает вещи прекрасными», — говорил он. Не следует любить жизнь вопреки страданию, добавляет он: любите ее благодаря ему.

В письме сестре от 1883 года Ницше дает, пожалуй, самое точное описание того, что значит в его жизни страдание: «Весь смысл ужасных физических мук, которым я был подвергнут, заключается в том, что только лишь с их помощью я был вырван из плена ложных представлений о моей жизненной задаче, во сто крат принижавших ее. И поскольку я от природы принадлежу к людям скромным, понадобилось самое сильное из возможных средств для того, чтобы призвать меня к самому себе… это самопреодоление из числа самых трудных».

Мне особенно нравится это «призвать меня к самому себе». Не нужно, говорит Ницше, выглядывать за пределы себя, чтобы найти смысл. И внутрь себя заглядывать тоже ни к чему. Подними глаза. «Твоя истинная сущность лежит не глубоко скрытой в тебе, а неизмеримо высоко над тобою или, по крайней мере, над тем, что ты обычно принимаешь за свое „я“».

Вечное возвращение обнажает наши иллюзии и изобличает достижения. Вот вы заключили крупную сделку, закончили книгу, добились повышения. Поздравляем! А теперь все это исчезло и пора начать с начала. И опять, и снова. И так вечность. Все мы повторяем путь Сизифа, бедняги-лентяя из греческих мифов, которого боги приговорили вечно закатывать на гору камень, а камень в последний момент срывается и катится вниз, и так до бесконечности. Я вспоминаю разговор в Монклере, штат Нью-Джерси, и вопрос моей подруги Дженнифер: «Как выглядит успех?» Я знаю, как ответил бы Ницше: успех — это радикальное принятие своей судьбы. Успех выглядит как счастливый Сизиф [157] Предлагал Альбер Камю в эссе «Миф о Сизифе». .

Как и у многих других философов, у Ницше лучше получалось делиться мудростью, чем следовать ей самому. «Умри вовремя», — говорил он, но сам так не поступил. Умер он слишком рано. И слишком поздно.

В 1889 году, находясь в Турине, он увидел, как человек бьет хлыстом лошадь. Ницше бросился к животному, обнял его — и лишился чувств. Его последним сознательным действием стала попытка унять страдание другого существа. После этого он погрузился в мрак безумия. Свои письма он начал подписывать «Дионис», а себя считал богом.

Вмешались обеспокоенные друзья, забрали Ницше домой в Германию. Утратив дееспособность (скорее всего, последствие сифилиса [158] Вероятно, подхватив его в борделе еще в юности. ), после 44 лет он не написал ни слова. Следующие десять лет о нем заботилась семья — сперва мать, а когда ее не стало — сестра. Хотя Ницше ничего больше не творил, слава его росла с каждым годом.

Именно такой Ницше, сломленный, бессильный, и запечатлен, увы, на фотографиях, которые использовала его честолюбивая сестра-антисемитка. Именно ее действия привели к тому, что наследие Ницше использовал в своих целях Гитлер.

Перед тем как лишиться рассудка, Ницше работал над книгой, которую называл «Опыт переоценки всех ценностей». Крикливое название — но глубокая идея, которая, закончи он работу, могла бы многим обогатить концепцию вечного возвращения. Если наша жизнь — а по сути, и вся Вселенная — впрямь повторяется, что мы тогда контролируем? Не действия свои, думал Ницше, а их оценку. В своем существе его философия была «экспериментом по смене ориентиров в мире полной неопределенности» [159] R. J. Hollingdale, ed., A Nietzsche Reader (New York: Penguin, 1977), 11–12. . Обычно мы движемся от неопределенности к определенности. Но это, говорил Ницше, совсем не обязательное правило. Это всего лишь одна из ценностей, а всякую ценность можно переоценить.