Джеффри Николас - Дюна и философия: путь ментата

В «Дюне» Линч высказывается об этом образно. Можно утверждать, что фримены являлись по существу бездействующей расой, чья «добродетель» пробудилась в них лишь через сражение с силами зла. В их случае добродетель – это спящий, что должен был пробудиться. Одна из самых важных тем в «Дюне» – идея об освобождении народа. После осознания своих возможностей и принятия роли Мессии Пол Атрейдес повел фрименов к их свободе.

Здесь наблюдается интересная параллель с жизнью Христа. Согласно христианской доктрине, люди грешны, и Христос, который был безгрешен, умер за наши грехи, тем самым искупив их, сделав людей свободными от прегрешений. Хотя Пол не умер в своей роли спасителя фрименов, но он похож на Христа тем, что освободил народ от порабощения. Сначала силы зла порабощают фрименов, а потом Мессия дает им свободу. Без присутствия зла фрименам не с чем было бы бороться, и таким образом их добродетели было бы не в чем проявить себя. Так мы можем подумать, что концепции добра и зла зависят друг от друга по своему определению: одно буквально не может существовать без другого. Согласно этой точке зрения, обстоятельство того, что зло необходимо для существования добра, решает проблему существования зла.

Таким образом, через идею освобождения, мы видим, как в «Дюне» добро и добродетель представляются чем-то произошедшим от зла. В противоположность таким произведениями кино, как «Твин Пикс» и «Малхолланд-драйв», где Линч изображает зло доминирующей и все завоевывающей силой, «Дюна» показывает нам иной взгляд на зло, способ, который по большей части оптимистичный и обнадеживающий. Поэтому фильм обращается к проблеме зла в особенном ключе. Понятие свободы постулируется не в отношении порождения зла человеком (как считается в теодицее о «защите свободы воли»), а в отношении самой идеи добродетели, определяемой на фоне освобождения или свободы от зла. Приведем один пример, когда Пол изображается как добрый на фоне барона Харконнена.

Понимание зла как необходимого условия для существования добра кажется многообещающим для решения этой проблемы. Однако существуют трудности при обращении таким образом к проблеме существования зла.

Примем во внимание то, что мы можем назвать проблемой очевидности, которая поднимает вопрос о том, почему в мире так много зла и страданий. Этот контраргумент не апеллирует к самому факту наличия зла и страданий (как было в проблеме логики). Скорее, проблема очевидности относится конкретно к количеству существующих зла и страданий в мире. Она не спрашивает, почему существует зло, но спрашивает, почему так много зла на Земле. Нам понадобилось бы лишь небольшое количество зла в мире, чтобы добро смогло себя через него проявить. Таким образом, зло во Вселенной Дюны, как и в нашем мире, кажется слишком великим в рамках количества, чтобы было так просто ответить на эту проблему.

Еще одним обстоятельством является то, что иудохристианский Бог должен быть субъективным Богом, у которого есть личные узы с каждым из нас. Согласно этой идее, Бог не может быть утилитарным. Он попросту не может стремиться максимизировать добро для большинства, потому что это было бы трансгрессией субъективной божественной связи, которую он предположительно имеет со всеми нами. В конечном счете он должен заботиться о каждом человеке одинаково. Кажется невероятным, что он хотел бы причинять боль и страдания какому-то определенному человеку, чтобы преумножить добро для остального большинства.

И хотя может показаться, что «Дюна» Линча образно решает проблему зла, заявляющую, что существование некоторого зла необходимо для определения добродетели, это мнение сталкивается с проблемой очевидности и с фактом того, что оно рассматривает природу Бога как безличную. Но такое мнение, судя по всему, находится в «Дюне» на одной линии с тематикой духовного роста и борьбы с невзгодами. Тема, которая становится достаточно понятной через попытку Пола освободить фрименов. С этой точки зрения, есть смысл в том, что зло порождает добро в таком отношении, в котором человек реагирует на него. Как пишет современный британский философ Джон Хик, слова которого эхом перекликаются с отеческим советом герцога Лето Атрейдеса своему сыну:

«Мир без проблем, сложностей, риска и лишений был бы морально статичным. Так как развитие морали и духа происходит в ответ на испытания; а в раю не было бы никаких испытаний». (Зло и Бог любви).

В случае с «Дюной» мы можем сказать, что это определенно тот мир, в котором ответ на зло раскрывает то, как спящий должен пробудиться [3] Благодарность Анне Фергюсон, Джилл Ричес, Софии Арчер и Джеффри Николасу за комментарии для первых набросков. .

Перевел:

Саймон Ричес

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ НА ПЯТИТЫСЯЧНУЮ

ГОДОВЩИНУ ПРАВЛЕНИЯ Лето II

ДАТА: 15217 ПГ

Дункан Айдахо лежал на полу не-палаты Харконненов на Гамму, дергаясь в агонии, не в силах соображать. Он вспоминал, как его растила дорогая матушка. Ее пытали и убили чудовища Харконнены… Одновременно с этим он вспоминал свое же детство, когда его растили на Гамму и обучали ведьмы Бене Гессерит. Его память подобна двойному зрению, она перемешана и расколота. Что еще хуже, он помнит свою смерть. Он умер на Арракисе, сражаясь с девятнадцатью сардаукарами, чтобы Пол и Джессика могли сбежать. Где я? Какой сейчас год? Кто я? Слышен шум его проносящихся мыслей.

У нас тот же вопрос. Это тот самый Дункан, которого мы привыкли уважать и ценить в «Дюне»? Несет ли в себе гхола-клон с возрожденной подлинной памятью такое же отношение к личности своего оригинала, как и мы обычные живые люди?

Гхолы представляют для нас особую проблему, связанную с их личностями. И этот конкретный гхола очень особенный. Тлейлаксу добавили нечто в его гены: вместе с памятью об оригинале, Дункан также несет спрятанные внутри воспоминания всех серийных Айдахо от Хейта до последнего Дункана, который служил Богу-Императору и предал его. Бене Тлейлаксу подготовили эту память, чтобы она пробудилась в Дункане во время половой связи с Досточтимой Матроной. (Это также возможно. Какое суровое пробуждение!) Когда все эти воспоминания ворвутся в его сознание, и он успешно их ассимилирует, станет ли последний Дункан настоящим Дунканом? Это кажется довольно надуманным, даже для выдающейся научной фантастики Фрэнка Герберта, что клон, пробудившийся после оригинального тела, сознательно наполненный опытом многих и многих жизней, будет тем же человеком, что и вначале. Фрэнк Герберт считает любого Дункана в «Дюне» Дунканом. Мы верим, что, несмотря на первое впечатление, у него для этого есть достаточное философское основание.