Джеффри Николас - Дюна и философия: путь ментата

Все связи, которые важны для психологической преемственности, описываются новым языком выживания. Память становится квазипамятью. Нам будто помнится опыт о том, как казалось, что мы помним этот опыт, и это полагается на тот факт, что кто-то действительно имел этот опыт. Очевидная память полагается на опыт, как и положено памяти. Нет предпосылок для самоидентичности, нет цикличности. Интенция становится квазиинтенцией и так далее. Выживание само по себе означает квазиличность.

Самый важный эпизод для ответа на наш вопрос, является ли последний Дункан тем же человеком, что и Дункан Айдахо, произошел на не-корабле, приземлившемся на Капитуле, родной планете Бене Гессерит. Дункану не было позволено сходить с не-корабля, потому что это раскрыло бы его для предвидящих наблюдателей Досточтимых Матрон; у него не было генетической метки Сионы, которая бы укрыла его от оракулов.

Преподобная Верховная Мать Дарви Одраде встретилась с Дунканом лицом к лицу, когда он стоял в большом трюме корабля. Сестричество подозревало, что Айдахо помнил больше, чем одну жизнь гхолы. Понимая, что Одраде не примет никаких отговорок, потому что нельзя было терять времени, он признался.

«– Расскажи мне о памяти своей серии, – приказала она ему.

– Я помню эти… жизни. Они как одно целое – ответил ей Дункан» («Капитул Дюны»).

Однако наш вопрос остается в силе. Мы рады признать, что Лето II был психологически постоянен, как и любой обычный смертный. Множество смертей и перерождений Дункана кажутся разительно отличающимися от Лето и всех остальных. Был ли хоть один Дункан так же психологически постоянен? Может ли кто-то иметь сильную психологическую связь и постоянность, если он был убит и возрожден? А столько раз, сколько Дункан был? А хотя бы один?

Парфит предложил три версии связей для рассмотрения психологического критерия самоидентичности на протяжении времени. По короткой версии правильным основанием стал бы критерий нормальности. Для расширенной версии правильным основанием стал бы критерий надежности. В самой широкой версии правильным основанием был бы любой критерий.

Самая широкая версия непоследовательна, и Дункан, конечно, соответствует ей. Он также соответствует и расширенной версии. Мы знаем, что пробуждение серийной памяти работает надежно, потому что мы наблюдали это в других гхолах Дункана так же, как мы обнаружили это у Мастеров Тлейлаксу, которые со времен Муад’Диба использовали технологию серийного производства гхол для достижения истинного бессмертия.

В короткой версии… Что ж, ничто не может преодолеть сильную психологическую сопричастность нормальных людей. Однако нормальность в своем привычном смысле слова полагается на социальный и исторический контекст. Во Вселенной, где существуют гхолы, нормальность уже стала другой. Там гхолы помнят прошлые жизни своих оригиналов, а нормальность смещается еще больше. И дело не в том, что, будучи читателями, мы охотно в это верим. Нормальностью можно считать и то, что Тлейлаксу сделали обычной практикой, а Бене быстро адаптировались к открытию того, что их Дункан в действительности пятитысячелетний человек.

Непреодолимо и привычное отношение к тому, что времена меняются, технологии меняются и статус-кво также меняется вместе с ними. Но мы должны быть подозрительными. Нормальность не всегда является хорошей мерой для суждения. Отношение Бене Тлейлаксу и Бене Гессерит к серийным гхолам похоже на нормальное отношение к самоидентичности у обычных людей. Хорошо… Но должны ли они так относиться? Есть ли для этого веская причина?

Все дело в памяти. Почему любой из Дунканов должен относится к очевидной памяти, которая устремляется в них после пробуждения, как к истинно своей? В конечном счете гхолы не проживали эти жизни, не учились летать на орнитоптере или управляться с мечом. Все это случилось не сейчас и по праву принадлежит кому-то еще, давно умершему. Хуже, чем какое-то высокопарное софистское понятие квазипамяти, к этому можно относится как к псевдопамяти. Почему Дункан не воспринимал эту память как, скажем, достоверные галлюцинации? Галлюцинации, потому что, несмотря на схожесть с обычной памятью, это была не его память, а каких-то других людей. Достоверные, потому что, нужно признать, каждое из пробужденных воспоминаний было историческим исходным фактом того, что что-то произошло как будто с оригиналом, когда тот был жив.

Учитывая возражения, встреченные теорией Локка о самоидентичности, возможно, такое прочтение было неправильным изначально.

За последние двадцать лет была разработана конкурирующая теория – нарративная. Нарративные теоретики именовали себя, подобно Парфиту, неолоккианцами, но разошлись с традиционным прочтением Локка. Мария Шехтман – светило нарративной теории – заинтересовалась, возможно ли, что Локк верил, что есть едва различимые, сложные отношения между сознанием и памятью, отношения обратной связи и интерпретации.

В ее новаторской книге «Устройство личности» она доказывает, что собственная личность сохраняется субъектом опыта, но не как пассивным или реактивным отстраненным воспринимающим. Личности активно эгоцентричны. Личности проявляют увлеченный интерес к самим себе. Мы постоянно следим за собой в попытке контролировать характер нашего опыта. Шехтман доказывает, что деятельность самонаблюдения «дает нам чувство связности и постоянности, как личности, что обеспечивает своего рода собственное представление и отношение к конкретному прошлому, которое составляет самоидентичность» (Шехтман 2005). Самонаблюдение – это не только перепроверка, но и проверка, балансировка и уравновешивание. Индивидуальность – это не только существование, но и деятельность: динамичная, отзывчивая, избирательная и пристрастная. Мы видим такие типы поведения у многих персонажей «Дюны»: как у Бене Гессерит и у ментатов, так и у Пола и Лето. Будучи читателями, мы ассоциируем себя с ними, потому что их поступки мы узнаем в своей деятельности.

Шехтман представляет теорию Локка о самоидентичности в виде ясного, психологически богатого и красноречивого определения. Мы сами стремимся к единению связности и понятности таким образом, чтобы наши жизни имели траекторию и ее эпизоды сочетались. Люди вынуждены искать осмысленного порядка или, если угодно, нарративного. Нарративная теория опирается на новые исследования в философии и психологии в сфере умственного развития человека и роли языка и социальной среды для формирования нового определения себя: быть собой – это как быть главным персонажем истории от первого лица, которую мы сами и рассказываем.