Джеффри Николас - Дюна и философия: путь ментата

Давайте рассмотрим четырехмерность – возможный вариант редукционизма, согласно которому личность пока еще важна. Все, что существует во Вселенной, существует не только в пространстве, но и во времени. Существа, такие как люди, относятся и к пространственному, и к временному измерению. Человек в этом ключе может рассматриваться как сохраняющийся объект, который пробирается сквозь материю времени и пространства. Такой подход позволяет нам думать о временной истории человека, как о части его целого. Мы больше, чем просто физическое и психологическое постоянство. Мы – целая пространственновременная история.

Подобно песчаному червю, у нас не может быть тела без сегментов или сегментов без того червя, которому они принадлежат. О людях можно сказать, что они есть целостность их пространственновременных отрезков по длине тела червя. Эти растянутые во времени части сменяют друг друга подобно часам и минутам. Человек является суммой всех частей, продолжающейся вещью, составленной из всех отрезков, расположенных последовательно рядом друг с другом во времени. Герни Халлек выступает здесь хорошим примером. Герни – это пространственно-временной червь, который ползает в пространстве между Гьеди Прайм, Каладаном, Арракисом и многими другими планетами и перемещается во времени по всей продолжительности его нормальной человеческой жизни. Все Дунканы вместе представляют гораздо более длинного метафорического червя, у которого есть разрывы в тех местах, когда последний из серии Дунканов умирал и сохранялись только клетки оригинала.

Сложно представить, как будет важна личность в отношении к состоянию человека в далеком будущем. Рассмотрим Лето II, который жил на протяжении тысячелетий. С точки зрения четырехмерности, в любой момент времени он един или является частью одного и того же пространственновременного постоянства 3500-летнего себя. Хотя для всех нас это необычайно сложно и даже психологически невозможно заглянуть так далеко в будущее. Нас бы искушали мысли о насущных вещах, а другому человеку (себе будущему) мы оставили бы беспокойство по самым разным поводам тысячи лет спустя. У Лето II могла бы быть именно такая реакция, так как ребенком он был полностью человеком и, взрослея, трансформировался в гигантский гибрид песчаного червя и человека.

Мы обычно ожидаем от себя, что в далеком будущем будем крайне изменившимися. Кажется, что в том времени мы будем настолько отличаться, что схожесть личности может очутиться под вопросом, так как будет казаться, что абсолютно ничего из того, что важно в обыденном выживании, не будет представлено в человеке будущего, кроме пространственно-временной личности.

Аккуратное конструирование Гербертом психологического характера Лето оказывается поучительным. Его идея времени, длительности и будущего сильно отличается от остальных, потому что представление Лето II о продолжительности жизни простерлось далеко вперед, но еще потому, что она протянулась далеко назад, так как Герцог владел всей памятью и личностями своих предков. Сейчас может казаться, что некоторая высокая степень психологической сопричастности создает единство отношений между различными временными состояниями Лето II. Если так, из этого следует, что отношение, сохраняющее «то, что важно» для Лето таким же самим собой, как и он сам, как это понимал Парфит, будет просто психологической преемственностью.

Герберт показал нам, как концепт самоидентичности может измениться в зависимости от наших физических и психологических обстоятельств. Лето существовал, а на самом деле создал для себя в довольно необычных физических и психологических условиях человеческое тело. Оно было физически соединено с бесчувственным, материально практически неуничтожимым телом песчаной форели, которым управлял разум с доступом к памяти всех своих предков и с даром предвидения далекого будущего. В полном понимании дальновидности, Лето смоделировал такую личность, которая была бы способна выдержать длинную жизнь для достижения его цели: Золотого Пути. В конце он оставался бы тем же человеком, который привел это все в движение. Тот же человек-червь, та же личность. Бог-Император такой же целостный и постоянный пространственновременной червь, что и Герни, только на три с половиной тысячи лет старше.

Последний Дункан Айдахо, который продолжил существовать в сиквелах «Охотники Дюны» Герберта и «Песчаные черви Дюны» Андерсона, также поменял наше представление о самоидентичности. Когда ему стали известны воспоминания всех прошлых гхол в дополнение к памяти первоначального Дункана, он стал психологически единым со всеми его, прошлыми жизнями. Если Бене Тлейлаксу физически наполнили клетки оригинала клеточной памятью, идущей от всех прожитых жизней серий гхол на службе Бога-Императора, последний Дункан как минимум физически был един со всеми прошлыми перерождениями. (Технология не была объяснена, но это не важно. Помним об этом, поскольку как метод, который они использовали, это надежно, что служит лишь для понимания нормальности.)

Однако, в отличие от Лето II, Дункан как пространственно-временной червь оставил несколько крайне запутанных следов в четвертом измерении, во времени. Были длинные промежутки, когда не существовало ни одного живого существа, которое физически было бы едино с оригиналом, а были только клетки в хранилище лаборатории Тлейлаксу. Иногда эти клетки были и в хранилище, и перевоплощены в живом Дункане. И, если последний Дункан являлся физическим слиянием клеток первого Дункана Айхадо и определенных клеток, извлеченных из каждого гхолы в серии, тогда хотя бы в чем-то последний Дункан был частично физически и психологически живущим единством всех гхол из серии. Он был пространственно-временным червем с сегментами, разбросанными на протяжении пяти тысяч лет. Будучи также непохожим на мастеров Тлейлаксу, он провел множество своих жизней по-отдельности. Личность последнего Дункана – это коллектив сущностей одного и того же человека. Все они сознательно или бессознательно были вдохновлены своим оригиналом Дунканом Айдахо. Он был коллективным сознанием, крайне психологически связанным.

Главная сюжетная линия романов Дюны требовала от определенных персонажей быть теми же личностями, что и другие определенные персонажи, так что концепция самоидентичности точно должна была быть важной для Фрэнка Герберта. Он мог делать расчет на идею о том, что чья-то личность может быть неподвластна этому существу, а также частично может быть создана тем, во что верят окружающие.