Дэвид Харт - Бог. Новые ответы у границ разума

Меня здесь, однако, беспокоят не чудеса, хотя абстрактно этот предмет чрезвычайно интересен (ведь одного подтвержденного чуда было бы достаточно, чтобы полностью опровергнуть натурализм, при том, что всех вместе когда-либо зафиксированных закономерностей природных явлений недостаточно, чтобы это доказать). Я мог бы также ограничить свои наблюдения опытом частной молитвы и отметить, что, если кто-то чувствует твердую убежденность в том, что вступил в настоящее общение с присутствием Бога во время молитвы, то у тех, кто отвергает такие убеждения как эмоциональные самообманы, нет рациональных аргументов против. Познания любой реальности следует искать в соответствии с тем, что это за реальность. Эмпирические и теоретические науки предоставляют нам средства понимания обширных областей физического порядка, но – только в условиях физических процессов; они ничего не говорят нам о бесчисленных других измерениях реальности – начиная с самого фундаментального измерения всего, с существования как такового, – которые составляют наше знание о мире, суждения о нем и ориентации в отношении мира. В большинстве важнейших сфер исследований науки не только подчинены, но и бесконечно уступают искусству, духовным практикам, метафизическим спекуляциям, логическим упражнениям, моральным рассуждениям и, возможно, обоснованным (informed) догадкам. Это остается верным даже тогда, когда эмпирические исследования могут выявить физические факты, сопутствующие обсуждаемой реальности. Около десяти лет назад, например, определенные журналистские круги были охвачены волнением, когда Майкл Персингер и Фэй Хили заявили, что им удалось доказать с помощью диковинного приспособления, которое стало известно как «шлем Бога», что религиозные переживания могут быть вызваны слабой электромагнитной стимуляцией височно-теменных участков мозга. Конечно, это означало, как решили многие, что все эти опыты были не более чем фантазиями, возникающими из-за нервных волнений. Так получилось, что команда исследователей из Уппсальского университета позже полностью дискредитировала исследования Персингера и Хили, но это вряд ли имело бы значение, если бы какой-то синоптический трон Бога был действительно обнаружен в мозгу. Никто не сомневается, что состояния сознания связаны с событиями в коре головного мозга. Конечно, есть неврологическая деятельность, связанная с религиозным или мистическим опытом – как этого может не быть? – но это ни в коей мере не означает, что такой опыт есть не что иное, как неврологическая деятельность. Некоторые события мозга связаны с опытом видения бабочки или слушания скрипки, но это не должно привести нас к выводу, что бабочки и скрипки суть только психологические фикции. То, что религиозный опыт может быть частично вызван нашим физическим состоянием, едва ли является какой-то большой тайной. Именно потому, что психические состояния покоятся на физиологическом фундаменте, все устоявшиеся созерцательные традиции настаивают на том, что человек должен заниматься физическими дисциплинами, многие из которых носят аскетический характер, если он хочет отделить свой ум от отвлекающих факторов повседневности и проникнуть под поверхность нормального восприятия, чтобы увидеть, что может находиться в скрытых глубинах вещей.

Хорошо иметь это в виду, если мы действительно хотим обсуждать поиски Бога или просто вопрос о том, есть ли Бог, которого нужно искать. Для того чтобы поиски увенчались успехом, они должны проводиться в соответствии с той реальностью, которую мы ищем. Я считаю, что одного только разума достаточно, чтобы заставить согласиться с каким-то формальным теизмом, во всяком случае в той мере, в какой разуму можно доверять; но это все еще приводит только к логическому постулату о Боге, – постулату, который может дать некую сухую уверенность, но который ни в коем случае не является фактическим знанием Бога. Как бы велика ни была сила рационального убеждения, это еще не опыт истины, на который указывает это убеждение. Если человек действительно хочет так или иначе найти «доказательство» реальности Бога, он должен помнить, что то, что он ищет, – это конкретный опыт, совершенно непохожий на встречу с каким-то конечным объектом познания или какой-то конкретной вещью, которая может быть найдена среди других вещей. Человек стремится к еще более глубокому общению с реальностью, которая одновременно превосходит все прочие опыты и лежит в их основе. Если бы можно было отсортировать все физические объекты и события, составляющие Вселенную, можно было бы встретить какое угодно число богов (доселе вам неизвестных), но Бога таким способом никогда не найти. И все же человек находится в присутствии Бога ежемгновенно и может найти Его даже в глубине собственного акта сознательного поиска. Как источник, основание и цель бытия и сознания, Бога можно познать как Бога лишь постольку, поскольку ум восходит от сущего к бытию и движется от объектов сознания к истокам сознания самого себя, учась видеть природу не как замкнутую систему материальных сил, но в свете тех финальных целей, которые открывают разум и бытие друг другу. Все великие веры признают многочисленные средства благодати, разнообразные надлежащие расположения души по отношению к Богу, разные степени духовного развития и так далее; но все они ясно учат, что нет такого подхода к познанию Бога, который не включал бы обращение разума и воли к восприятию Бога во всех вещах и всех вещей – в Боге. Это путь молитвы – то есть созерцательной молитвы, в отличие от простых молитв прошения и благодарения, – которая составляет особую дисциплину мысли, желания и действия, освобождая ум от привычных предрассудков и склонностей и позволяя ему жить в благодатности и в сиянии всех вещей. Как однажды сказал мне старец на Афоне, созерцательная молитва – это искусство видеть реальность такой, какая она есть на самом деле; и если человек еще не приобрел способности видеть Бога во всем, то не следует думать, что он сможет увидеть Бога в себе.

Должен заметить, что созерцательная молитва может быть чрезвычайно простой. Она часто состоит лишь в культивировании определенных привычек мышления, определенных способов видения реальности, определенных актов открытости навстречу благодати, которой нельзя предугадать, но которая уже дарована, в какой-то очень существенной мере, просто данностью существования. Это, прежде всего, практика допущения того экзистенциального чуда, которое обычно приходит к нам только в эфемерные моменты, чтобы потом стать постоянным уклоном ума и воли, стабильным состоянием души, а не мимолетным настроением. Однако есть и более продвинутые стадии созерцания, которые требуют, чтобы человек вошел в глубины своего Я, в свое «сердце», и здесь финальное состояние, к которому он стремится, – это не что иное, как единение с Богом в любви и познании. У тех, кто особенно подозрителен к религиозным экстазам или энтузиазмам, слово «мистицизм» часто может вызывать странные образы эмоциональных безумств или «пророческих» галлюцинаций, или оккультных гаданий, или чего-то в этом роде. Однако если обратиться к обширной литературе, созданной мистическими традициями мира, хотя иногда можно встретить провидца или ясновидящего (чрезвычайно редкое и маргинальное явление), то особая черта, которую можно найти в созерцательном опыте божественного как нечто наиболее очевидное, – ясность. По большей части, духовная жизнь – это трезвость, спокойствие, прозрачность и радость. Жизнь в созерцательной молитве неизменно включает эпизоды как серьезных падений, так и чрезмерного экстаза; так как сознание постепенно поднимается из постоянного потока смятения, озабоченности, сосредоточенности на себе и противоречивых эмоций, всего, что свойственно обычному сознанию, то мы можем колебаться между крайностями горя и радости, между (используя суфийские термины) сокрушительной покинутостью ( qabd ) и экспансивной радостью ( bast ). Но это не тяжелые эмоциональные расстройства и не приступы одержимости, а просто переходы состояний души, моменты нравственной и темпераментной ясности, необходимые фазы в утончении нашего опыта реальности до привычной прозрачности разума и воли по отношению к «разумному свету», наполняющему все сущее.