Якоб Бёме - Духовные проповеди и рассуждения. Аврора, или Утренняя заря в восхождении

Когда же человек находит себя готовым к истинному внутрен­нему делу, то пусть оставляет смело все внешнее, хотя бы то было деяние, возложенное тобой на себя обещанием, которого не могли бы снять с тебя ни епископ, ни папа! Ибо обеты, данные Богу, не могут быть никем взяты обратно, они являются таким же обяза­тельством перед Богом. Что бы ни обещал человек: молитву, пост, паломничество, свободен он от обета своего, если поступит в брат­ство, ибо в братстве получит он все полезное и будет связан с Богом.

То же говорю я вам и тут: как бы ни связал себя человек, он от всего свободен, когда приходит к истинным внутренним пережива­ниям! Пока внутреннее переживание действительно, длится ли оно неделю, месяц или год, не пропускает человек или монахиня ника­ких сроков. Бог, который пленил их, ответил за них. Когда же чело­век возвратится к себе самому, то исполнит свои обеты для време­ни, в котором он сейчас находится. Но о прошедшем времени, о том, как наверстать то, что кажется тебе там потерянным, не думай; Бог сделает это за то время, когда ты был одержим и полонен Им. Ты даже не должен желать, чтобы это было сделано усилием других творений, ибо малейшее дело, выполненное Богом, лучше всех дел творений!

Это относится прежде всего к ученым и просвещенным людям, которые наставлены Богом и Святым Писанием: но как же быть бедному мирянину, который знает и понимает лишь внешние обы­чаи и который возложил на себя какой-либо обет, например молит­ву или что-либо подобное? Я говорю: если он находит, что это ме­шает ему и что, если он свободен от этого, он ближе к Богу, то осво­бождайся смело; ибо лучшее, что есть,— это делать всегда только то, что приближает тебя к Богу! Это разумел Павел, говоря: "Когда при­ходит полное, исчезает то, что отчасти". Различны бывают обеща­ния, которые даются людьми священнику, например брак и другие обязанности: такие обещания означают, что Самому Богу обещают нечто по отношению к Нему. Это похвальное намерение, так обя­зать себя перед Богом; и пока это лучшее для человека. Но если от­крывается ему еще лучшее — и если он действительно сознает и чувствует, что это есть наилучшее,— пусть считается тогда первое исполненным и конченным. Это легко доказать. Ибо надо больше смотреть на плод и внутреннюю правду, чем на внешнее дело. Как говорит Павел: "Буква (то есть внешнее дело) мертвит, а дух (то есть внутренняя жизнь правды) животворит". Ты должен ревностно и тонко угадывать то, что приводит тебя к этому скорее, и прежде всего держаться этого. Возвышенную душу должен ты иметь, не по­никающую к земле; пламенную душу — в которой все же царила бы неомраченная молчащая тишина. Нечего тебе говорить Богу, в чем ты нуждаешься и чего желаешь: Он знает это вперед. "Если же вы молитесь,— говорит Христос Своим ученикам,— не говорите много слов в вашей молитве, как фарисеи, которые думают быть услышан­ными, оттого что много говорят".

Чтобы пребывали мы в этом покое, в этой внутренней тишине и чтобы было изречено в нас вечное Слово и воспринято нами и стали бы мы с Ним одно, да поможет нам Отец и это самое Слово, и общий им Обоим Дух! Аминь.

В том воля Божия, чтоб вы были святы",— говорит святой Павел. ВНо святость наша в том, чтобы мы познавали Бога и самих себя, чтобы мы знали, чем мы были до начала времен, что мы теперь во времени и чем мы будем потом, по скончании времен. Тут начало всей нашей святости. К святости же относится также и то, что мы применяли это познание и только в Боге любили все, что открывает нам святая вера и собственный разум. Все мы обязаны, и прежде всего тот, кто причастен истинной жизни, не хотеть ничего другого и ничего другого не любить, как только то, что любит и чего хочет Бог.

А захотим мы понять, что такое мы теперь, мы должны при­знать, что мы для Бога лишь хорошее вещество, в котором Он как Триединый творит Свое дело. Итак, надлежит нам с особенным усердием остерегаться не помешать ни одному делу, которое Вели­кий Мастер хочет творить в нас во Славу Свою. Напротив того, быть веществом, всегда готовым, дабы Мастер мог делать в нас Свое дело. "Ибо,— так говорит святой Павел,— Дух Господень втайне нисходит и творит, где, и как, и когда Он хочет, в том, в ком не на­ходит препятствия. Таковые суть дети Божии, они дают вести себя Духу Божьему". Это о самопознании.

Второе требование — познание Бога. Тут уместно привести уве­щание святой Дионисия, обращенное к одному из своих учеников: "Восстань, возлюбленный брат, отвратись от всех вещей и отрешись от себя самого, да узришь высшее благо! Трояко можно сказать о Боге. Первое: Он есть единая сила, нераздельно сущая во всех вещах. Затем: Он есть единое добро, совмещающее в себе все раздельное. Если же вы хотите познать Бога воистину, то должны принять, что Он есть нечто неведомое". Это сказал Дионисий.

Итак, святости требует от нас Бог, а она состоит в том, чтоб мы познавали Бога и самих себя и поступали согласно этому познанию.

Но тут поднимается в душе недовольство: она не знает, вправду ли хочет она этого или не хочет? В гнев впадает любящая душа от познания себя. Возмущен ее лик и красен от гнева, ибо остается в Боге нечто недостижимое для нее, ибо она по природе своей не то, что Он, ибо не имеет она всего, что имеет Он по природе Своей! Все мудрецы согласны, что нет более жгучего желания, чем желание друга обладать другом всецело вместе со всем, чем обладает он. Ду­ша утверждает, что негодование ее столь безмерно, что не найти ей вновь примирения. Оковы любви ей слишком тяжелы. "Ах,— взы­вает она,— кто бы мог утешить меня? Несчастье мое слишком вели­ко! Будь я Творцом единым, без начала и конца, и создай я тварей, а будь Он — душой, как я теперь, я бежала бы славы и дозволила бы душе стать Богом, а сама стала бы тварью. И если б Бог почувство­вал тяготу оттого, что от меня — слава Его, я бы лучше хотела, что­бы Он истребил меня! Лучше мне совсем не быть, чем быть помехой Ему. Но так как, к несчастью, все сотворенное в естестве и природе имеет в себе нечто от вечного естества, чему надлежит вечно в нем пребывать, то я совсем не знаю, куда мне обратиться, где найти себе место. Поэтому я обращаюсь вновь к себе и нахожу там наихудшее место, хуже самого ада, но и отсюда гонит меня мое злосчастье, а от себя я все же убежать не могу! Здесь хочу я быть и здесь хочу я ос­таться".

Но гнев ее не дает ей покоя. Чуть только представит она себе, что ей предстоит еще быть чем-то, что не Он, как отвращается она в гневе своем от себя самой. Ибо хочет она лучше совсем не быть, не­жели иметь или получать что-либо, что принадлежит Ему. "Госпо­ди! — взывает она,— в том мое спасение, чтобы Ты вспомнил обо мне и запретил всякой твари когда-либо утешать меня! И радость для меня, если навсегда запретишь Ты силам души моей представать перед лицо Твое!"