Якоб Бёме - Духовные проповеди и рассуждения. Аврора, или Утренняя заря в восхождении

Бог поставил душу в свободное самоопределение, так что по­мимо свободной воли не хочет ни в чем ее насиловать или припи­сывать ей что-либо, чего она не волит. Стало быть, то, что она избе­рет в этом теле свободной волей, того и должна держаться. Если же хочет она достичь того, чтобы ни в чем не нуждаться и стать неиз­менней, чем "Ничто", она должна по своей свободной воле собрать все свои силы, чтоб никакие вещи не могли ее ввести в заблуждение.

И таким образом должна она соединиться с вечным неизмен­ным Богом, Он же никогда ни одним из творений Святой Троицы не был вовлечен в их страсти. Так всецело должна она погрузиться в этот бездонный колодезь божественного "Ничто", дабы никакая си­ла не могла ее оттуда извлечь; чтобы не обратилась она снова к ве­щам, а пребывала бы там. Как Небесный Отец никогда не колеблет­ся и не удаляется от Своего Богоестества, так чтобы и душа никогда не колебалась и не удалялась оттуда, поскольку это возможно для твари.

"Но скажи, дорогой, как могло бы это быть для нее невозмож­ным, когда она сотворена для этого?" Вот видишь! Это бывает, когда она обращается к тому, что ниже ее, и позволяет себе этим доволь­ствоваться; тогда становится ей недостижимо то, что выше ее. И все же у Бога во всем существе Его нет ничего столь сокровенного, что было бы недостижимо для души; все благородство ее в том именно, что она может это искать!

Восстань же, благородная душа! Выйди вон из себя, и иди так далеко, чтоб не возвратиться совсем, и войди в Бога так далеко, чтоб никогда из Него не выйти, только там пребывай, чтобы никогда вновь не быть тебе в положении, в котором ты бы имела дело с тво­рениями. И всем, что откроется тебе, не обременяй себя, и всем, что перед глазами у тебя, не вводись в заблуждение. И не помешай себе самой каким-либо деланием, которое ты возьмешь на себя; лишь за чистой природой своей следуй, за "Ничто", которое ни в чем не ну­ждается, и не ищи другой обители: Бог, сотворивший тебя из "Ни­что", Он будет, как это ни в чем не нуждающееся "Ничто", твоей обителью, и в Его неизменности станешь ты неизменней, чем "Ни­что". Не хотят того признать некоторые умные люди и говорят: это не годится. "Ничто" неизменяемо, как же может душа стать еще бо­лее неизменяемой? Душа есть нечто сотворенное и, подверженная изменению, она меняется легко. Только "Ничто" неизменяемо. Ну, так слушайте же! Во всяком случае душа проходит через изменения, от одной ступени просветления к другой; но это лишь пока она не достигнет высшей правды, где все вещи имеют конец. И там подле­жит душа изменению! У нее все еще есть ощущение чего-то другого, чем она сама. Но "Ничто" не имеет ощущения. Поэтому душа из­менчивее, нежели "Ничто". Таково возражение против нашего по­ложения.

Ну, хорошо, обратимся к указанию, что душа должна стать не­изменней, чем "Ничто". Высшее добро, Бог, ведь неизменней, чем "Ничто"? Так и то, что заключает в себе полное подобие высшего неизменного добра, обладает также высшей степенью, неизменяе­мостью. Вы могли бы возразить: "Ничто" и Бог суть одно, раз оба они суть "Ничто". Нет, это не так! "Ничто" не существует ни для се­бя, ни для творений. Бог же, напротив, Сам для себя бытие, и лишь в понятии тварей Он есть "Ничто". Твари же тем, что существуют, утверждают бытие Божие более, чем свое собственное. Божие бытие есть разум. И это разумное бытие, или Бог даровал Свое подобие разумной душе,— так говорит достойный Дионисий. Если же Бог еще неизменней, чем "Ничто", и душа войдет в неизменность Того, Кто есть ее бытие, в Бога, станет и она неизменней, чем "Ничто".

Ах, как свято должен жить человек, которому надлежит дос­тичь этого! Как должен он умереть для всякой суеты, прежде чем это с ним случится! Истинно говорит святой Иоанн: "Блаженны мертвые, которые умирают в Боге!"

Так должен и ты, о человек, отрешиться от всякого попечения и устремления к "тому" или "другому", в особенности от всякой чув­ственности; как Бог чист от всего этого, так и ты, душа стремящаяся, должна быть чиста, если хочешь понять сокровенность божествен­ной тайны. Для этого должна ты отрешиться от всех чувств. Об этом так выразился Дионисий, говоря с одним из своих учеников, Тимо­феем, когда был убит святой Павел и зашла о нем речь: "Ах, сердеч­ный друг, неужто не услышим мы больше никогда сладкогласного учителя нашего?" Тогда отвечал ему святой: "Друг мой Тимофей, мой совет оставить все телесное и идти к Богу. Этого мы не можем сделать иначе, как со слепыми глазами и отрешенным чувством". Это не значит, что мы должны иметь обманчивые чувства. Наобо­рот, пройдя через все чувства и все понимание, должны мы войти в Его сокровенное единство.

В этом смысле увещевает нас Христос, говоря, что мы должны быть совершенны, как совершенен Отец Его небесный в божествен­ной Своей природе: Бог,— так говорит Он,— ближе вам, нежели вы сами себе. А Августин говорит: душа имеет близкий доступ к боже­ственной природе, где уничтожаются для нее все вещи. Там станет она из вещей — неведущей, из волящей — безвольной, из просвет­ленной — темной. Если бы знала она там еще о себе, то чувствовала бы это как несовершенство; если б знала еще о Боге, то чувствовала бы это как несовершенство. Непостижимую сущность должна она вобрать в себя, по ту сторону всякого познания, через благодать, как Отец — через природу Свою. Сущность же, выявленная в Ликах, должна быть ее предметом лишь поскольку таковая заключена в Отце. Из себя самой должна она выйти, крадучись, и так проник­нуть в чистую сущность, заботясь там так же мало обо всех вещах, как мало заботилась, когда изошла из Бога. Так всецело должна она уничтожить свое "я", чтоб не оставалось ничего, кроме Бога, чтоб светила она еще больше, чем Бог, как солнце светит больше луны, и с той же всепроникновенностью, как вливается Он во всевечность Божества, где вечным потоком Бог изливается в Бога. Аминь.

Случилось так, что на пути своем вошел Иисус в одно селение; Сздесь женщина по имени Марфа приняла Его к себе; у нее была сестра по имени Мария, которая села у ног Господа и слушала слово Его. Марфа же хлопотала и служила Господу". (От Луки 10, 38).

Три вещи влекли Марию сидеть у ног Иисуса Христа: Его боже­ственная благость растрогала ее душу, она была во власти могучего, неизъяснимого и страстного желания: куда влеклась она, сама не знала; желалось ей, чего? Она не знала. Еще манили ее сладкая отра­да и восторг, которые черпала она из вечных слов Христовых. Три причины побуждали и Марфу хлопотать и служить Христу: во-пер­вых, ее старшинство и изощренная до крайней степени в работе над собой ее душа; это давало ей уверенность, что никто не может слу­жить лучше ее. Затем мудрое понимание, к каким ближайшим делам любви прилагать дело рук своих. Наконец, в-третьих, исключитель­ное достоинство милого Гостя.