Вольфрам Айленбергер - Время магов. Великое десятилетие философии. 1919-1929

Существенная характеристика хайдеггеровского присутствия (Dasein) заключается в том, что оно не знает и не может знать множественного числа. У него оно всегда только единичное, отделенное или, как он говорит, «всегда-мое» . Если оно вправду хочет освободиться и взять себя в руки, оно может сделать это только собственными силами. И вдруг появляется другое здесь-бытие, «ты», и при первой же встрече в приемные часы в ноябре 1924-го одним-единственным взглядом врывается в глубину его существа. А он врывается в это «ты». Неудивительно, что выдающийся молодой философ оказывается поначалу не в состоянии справиться с этим событием. Вероятно, не в последнюю очередь потому, что, как Хайдеггер пишет в письмах к своей новой любви, никто не может знать, чтó любящее, вторгшееся «ты» способно натворить внутри собственного «я». Расколет собственное «я» изнутри? Тем самым отчуждая его от себя? Враждебно поглотит? Или, философски еще более фатально: обеспечит ему последнюю, вечно невопрошающую защищенность?

Всё это показалось вдруг конкретно возможным. Потому что Мартин любит Ханну, как еще никогда в жизни никого не любил. Этой весной он твердит ей об этом в почти ежедневных письмах: мне явилось нечто новое, великое «ты», в центре моей самости, моего бытия.

В жизни быстро находятся практические решения вполне классического свойства: Хайдеггер планирует встречи с величайшей осмотрительностью. Разумеется, прежде всего, чтобы защитить Ханну. Они уговариваются держать связь, включая свет в окне, а еще при помощи пометок мелом на любимой скамейке в парке. Арендт следует за Хайдеггером на лекции и ждет, скажем, двумя трамвайными остановками дальше или в провинциальных трактирах в нескольких километрах за городом [183] Подробное описание любовных отношений Арендт и Хайдеггера см.: Grunenberg, A. (2016). . Всё как обычно в подобных обстоятельствах.

Ханна Арендт. 1927

Мартин Хайдеггер. Около 1922

С самого начала обоим ясно, что они «никогда не будут полностью обладать» друг другом – по крайней мере, в смысле буржуазного брака. Хайдеггер вообще не думает и никогда не упоминает о возможности развода с женой, Эльфридой. Но и о разрыве отношений с Ханной тоже не помышляет. Слишком велико притяжение, слишком увлекает эротический дурман. Омут любви, который приводит на грань потери себя, в первую очередь, юную студентку Ханну Арендт. В длинном аллегорическом письме-признании, которому она дает название «Тени», Арендт рассказывает Хайдеггеру о головокружительном конфликте, разыгрывающемся у нее в душе. С одной стороны, благодаря этой любви она чувствует себя освобожденной от темной изоляции и неподлинности, ей кажется, что ее собственное Dasein наконец покинуло пещеру и вышло на свет дня. С другой стороны, она испытывает серьезные сомнения, удастся ли ей когда-нибудь и вправду найти себя под одурманивающим влиянием этого демона.

Философское ощущение Хайдеггера в эти весенние дни тоже постоянно колеблется между свободой и скованностью: «Знаешь ли, ведь это самое трудное, что выпадает на долю человека. Для всего прочего имеются разные пути, помощь, границы и понимание, а здесь самое главное – быть в любви = быть втиснутым в наиподлиннейшее существование» [184] Arendt, H., Heidegger, M. (1998). S. 31. См.: Арендт Х., Хайдеггер М. Письма 1925–1975 и другие свидетельства. С. 32. . Примечательные слова, особенно по сравнению с письмами, которые Хайдеггер в минувшие годы писал жене. В них он твердил, что самое тяжкое и самое важное в его экзистенции – философствование. Теперь это сама любовь. Отношения с Арендт вынуждают Хайдеггера к новой, диалогической форме подлинности. Однако если его философия хочет продолжить свое существование, как раз этого быть не должно.

Вот почему уже спустя считаные недели он в письмах изобретает для себя философскую трактовку происходящего и навязывает ее Арендт: именно пережитый конфликт есть гарантия подлинного самораскрытия. Именно вторжение Другого есть самое что ни на есть подлинное освобождение. Именно типичное для любви чувство беспомощного оставления-всего-на-самотек представляет собой свидетельство высочайшей решимости. Иными словами: вместо того чтобы признать полную, расщепляющую Dasein мощь испытанного вторжения, Хайдеггер упорно старается найти диалектические пути, позволяющие отвести ей место в рамках его философии радикального одиночества. Во имя своего экзистенциального идеала героической подлинности он отказывает опыту «ты» в последнем признании. Его самого это как будто бы удовлетворяет. Но любящего его молодого философа, Ханну Арендт, – нет. Не предупреждая Хайдеггера, она уже летом 1926 года покидает Марбург, уезжает в Гейдельберг, чтобы там приступить к работе над докторской диссертацией под руководством Карла Ясперса. Выбранная ею тема – «Понятие любви у Августина». Особый интерес Арендт при этом проявляет к вопросу, какую роль опыт любви играет для существ, чье бытие всегда и неизменно соотносится с существованием других. Фактически, это переворачивание исходной точки Хайдеггера [185] Подробнее о философских понятиях любви у Хайдеггера и Арендт см. в выдающейся работе Тёммеля: Tömmel, T. N., „Wille und Passion“ (2013). .

Диссертация Арендт, которую она завершает в 1928 году (стало быть – в то время, когда порой еще тайком встречается с Хайдеггером), обозначает начало ее собственного философского пути, своеобычность и значение которого не умаляются сохраняющейся его глубокой связью с хайдеггеровским творчеством. С этого момента философствование Арендт отличается способностью нащупывать, прояснять и разрабатывать все те сопряженные с событием «ты» экзистенциальные аспекты, к которым Хайдеггер в обители своего мышления должен остаться слеп, если не хочет рискнуть полным изгнанием и бездомностью. Но как раз в такой роли всю жизнь будет видеть себя Арендт: в роли «девушки с чужбины», чье мышление спасительно врывается в чужие дома и футляры, открывая их изнутри, как спустя годы после войны напишет она Хайдеггеру. Как метко формулирует биограф Хайдеггера Рюдигер Сафрански:

На идею «пред-приближения-к-смерти» [186] Vorlaufen in den Tod / Vorlaufen zum Tode в «Бытии и времени» В. В. Бибихин переводит как «заступание в смерть». – Примеч. ред. она ответит философией рожденности; на экзистенциальный солипсизм, рассуждения о том, что «присутствие вообще определяется через всегда-мое (Jemeinigkeit)» – философией плюральности, на критику состояния зависимости от мира обезличенных людей, Man, – любовью к миру, «amor mundi». Хайдеггеровскому просвету она противопоставит философски облагороженную «публичность» [187] Safranski, R. (2001). S. 163. См.: Сафрански Р. Хайдеггер: германский мастер и его время. С. 199. .