Вольфрам Айленбергер - Время магов. Великое десятилетие философии. 1919-1929

Глубокоуважаемый господин Вайсбах!

‹…› Непредусмотренные обстоятельства обошлись мне в часть моей дорожной кассы, так что я нахожусь здесь в весьма стесненном положении. Прошу Вас, не сочтите обидой мой вопрос или просьбу: не могли бы Вы оказать мне любезность и перевести ferma in posta [191] Почтой до востребования ( итал. ). сумму в валюте, соответствующую 60 маркам, в качестве аванса либо как ссуду (с возвратом 1 июля 1924 года) [192] GB. Bd. II. S. 445. .

В чем точно могли состоять «непредвиденные обстоятельства», дознаться трудно (коль скоро они вообще имели место). Однако вполне можно себе представить, что при первой же поездке через бухту в Неаполь у Беньямина «мигом украли деньги и документы» [193] Ср.: GS. Bd. IV-1. S. 308. . Как бы то ни было, происходит чудо. Вайсбах действительно присылает деньги, и Беньямин всё глубже погружается в волшебство острова. Походы и вылазки определяют его дни, всё чаще он наведывается в Неаполь, который как-то особенно, болезненно его завораживает. В мае тамошний университет отмечает семисотлетний юбилей. По этому поводу состоится большой международный философский конгресс, который привлекает и Беньямина. Ход конгресса, однако, приводит его к заключению,

‹…› что философы оплачиваются наихудшим образом, ибо являются никчемными лакеями международной буржуазии, но то, что они вдобавок повсюду выставляют напоказ свою зависимость с таким гордым убожеством, стало для меня новостью [194] GB. Bd. II. S. 448. .

Беньямин едва выдерживает среди своих коллег один день.

На острове его мечты культурная атмосфера куда интереснее. Еще на рубеже веков Капри стал местом притяжения и отдыха не для международной буржуазии, а для левой интеллигенции, кем бы при этом она сама себя не считала. Русский писатель Максим Горький, литературная икона революции, даже основал здесь собственную – правда, недолговечную – академию. Летом 1924 года по причине низкой стоимости жизни и стабилизированной рентной марки на Капри съезжаются в первую очередь немецкие мыслители и деятели искусства. Беньямин отнюдь не единственный из них, кто, находясь в неустойчивом положении, надеется среди вечной весны на Капри обрести более высокое качество жизни и духовную сосредоточенность. Местом встреч здесь служит кафе «У кота Хиддигайгая», принадлежащее немецкой супружеской паре. После отъезда друзей Беньямин всё чаще заходит туда во второй половине дня. Там он пьет свой первый за день кофе, чтобы взбодриться от суеты на площади и собраться с мыслями, или за чтением газет снова и снова поздравлять себя с тем, что здесь, в этом чудесном месте, в приятнейшем майском тепле он может издали наблюдать неотвратимое приближение заката Европы.

Кафе «У кота Хиддигайгая» на Капри. 1886

Но и на Капри не всё в розовом цвете. Прежде всего, дух и настрой угнетает так и не начатая работа. Как всегда при стрессе, возвращается Беньяминова болезнь – непереносимость шума. В итальянских деревнях это особенно сложная проблема. До конца месяца он лихорадочно ищет новое, подходящее по деньгам жилье, а поскольку днем теперь царит гнетущий зной, подолгу пишет вечерами. Однако «пернатые донимают и ночью». Вдобавок тут объявилась некая молодая дама, и уже которую неделю со своего места в кафе он наблюдает, как она с маленькой дочерью делает покупки или принимает короткие солнечные ванны, пока девочка с мороженым в руке танцует вокруг фонтана на площади. Не немка, это точно. Выпуклые скулы и округлое, хотя и узкое лицо говорят о другом происхождении. А еще большие глаза, которые, когда она смеется, оборачиваются щелочками и придают лицу едва ли не азиатский характер. Беньямин заворожен и однажды – кажется, в конце мая, – когда прекрасная незнакомка хочет купить у уличного торговца кулек миндаля, но никак не может объясниться по-итальянски, он решает, что его час настал: «Сударыня, позвольте вам помочь?» – «Пожалуйста».

У стоящего перед ней мужчины темные густые волосы, он носит очки, «которые отбрасывают свет, как маленькие прожекторы». Узкий нос, руки, никогда не занимавшиеся серьезным физическим трудом. Ей знаком этот тип: «классический буржуазный интеллектуал, предположительно из обеспеченных». Если отставить в сторону финансовый статус, то оценка меткая, и справедливость ее сразу же подтверждается. Потому что Беньямин, предложивший нести покупки, немедля настолько неловко их роняет, что они раскатываются по площади. «Разрешите представиться: доктор Вальтер Беньямин».

Беньямин провожает обеих домой и напрашивается в гости на следующий же вечер – на спагетти и красное вино. С началом июня, как он пишет Шолему в далекую Палестину, его вечерние смены смещаются чуть дальше, на ночные часы:

Мало-помалу, особенно после отъезда Гуткиндов, я знакомлюсь в кафе Шеффелей «Хиддигайгай» (оно вполне приятное, если не смотреть на название) с разными людьми. ‹…› Наиболее примечательна латышка-большевичка из Риги, которая играет в театре и режиссирует. ‹…› Сегодня уже третий день, как я пишу это письмо. До половины первого говорил с большевичкой, а потом до половины пятого работал. Сейчас, утром, под пасмурным небом сижу на ветру, на балконе, одном из самых высоких на всем Капри [195] GB. Bd. II. S. 466ff. .

Вполне возможно, что в иные вечера они засиживались и дольше. Ведь разговоры – это еще не всё. Беньямин влюбляется, как никогда в жизни. Влюбляется в Асю Лацис, которую в письмах Шолему называет то «русской революционеркой из Риги», то «выдающейся коммунисткой, работающей в партии со времен думской революции», но чаще всего – «одной из самых замечательных женщин, каких мне довелось знать».

Лацис – в ту пору ей тридцать два, стало быть, она на год старше Беньямина – тоже в апреле приехала на Капри из Берлина, со своим тогдашним спутником жизни, немецким театральным режиссером Бернхардом Райхом, в первую очередь – чтобы вылечить свою трехлетнюю дочь Дагу от заболевания дыхательных путей. В мае Райх возвращается в Германию. Ася и Дага остаются на острове, продолжают лечение. До переезда в Берлин Лацис как актриса и режиссер принадлежала к русскому авангарду и в начале двадцатых годов основала в Центральной России, в Орле, собственный молодежный театр.

Вальтер Беньямин. 1924

Ася Лацис. 1924