Вольфрам Айленбергер - Время магов. Великое десятилетие философии. 1919-1929

Чтобы вернуться к подлинному истоку философствования, дóлжно не просто, скажем, физически или культурно отправиться на 2 500 лет назад (что для настолько глубоко погруженных в историю существ, как мы, совершенно невозможно). Скорее, нужно получить специфический опыт беспокойства, образующий подлинное основание подобного вопрошания! Из метафизики понятия (или субстанции, или логики, или категорий) у Хайдеггера, стало быть, вновь возникает метафизика опыта , а именно – опыта конечного и сознающего свою конечность присутствия.

Особый опыт беспокойства, укоренен для недремлющего Dasein в онтологическом вопрошании. Во всем, действительно во всем, он имеет дело с особой формой всегда становящейся временности, в которой пребывают люди, иначе говоря – с опытом их временности, каковая, будучи правильно описана, всегда есть также опыт их конечности.

Такой опыт ситуативно привязан к особым, проявленным мгновениям экзистенции, в которых особенным образом являлся, ставился, напрашивался вопрос о бытии: по Хайдеггеру, вовсе не мы ставим себе вопросы. Истинные вопросы сами ставят себя нам!

Но что это за опыт? По Хайдеггеру, это, опять-таки, опыт резкой и интенсивной экзистенциальной безоснóвности или даже бездонности. В особенности опыт близости к смерти. Опыт ужаса. Опыт зова совести.

Подлинное основание нашего метафизического вопрошания, а значит и самой метафизики, это вовсе не фундамент, но бездна. Вовсе не оберегающее нас Нечто, но Ничто. Соразмерная нашему существу метафизическая экзистенция основана на фундаментальной безосновности! Именно поэтому она возможна и переживаема как действительно свободная. Она онтологически бездонна – как и всякая экзистенция всякого присутствия.

В этом смысле мировоззренческие и философские подпорки, сооружаемые людьми как культурными существами, чтобы ориентироваться на них в своем присутствии и максимально сносно устроиться в этом мире, – именно эти опоры отвлекают от существенного в экзистенции. Они – часть иллюзии, но не действительности. Только взгляд в бездну рождает подлинное, настоящее.

Конкретный опыт, конкретное переживание ничто есть истинное условие возможности всякого смысла присутствия. Это «Ничто» в подлинном смысле «есть» так же мало, как и «бытие». Оба они, по Хайдеггеру, не «есть», но «имеются» или «даны». Имеются как опыт, как переживания, для конечных, временных экзистенций.

Тот, кто так философствует, конечно, неизбежно пытается – и Хайдеггер был первым, кто это признал, – «вырваться за пределы языка». Правда, именно в этом столкновении присутствие как раз и продуцирует то, что обычно называют смыслом, а именно опыт полной, свободно обоснованной, исполненной решения жизни.

Возразил бы ему Витгенштейн? В Венском кружке он этого, безусловно, не делал. А Беньямин – разве он в это же время не пел в столице Песнь Песней создающему смысл случаю, который в основании всякой безосновности ждет своего часа, чтобы открыть всеспасительную брешь в другое, освобожденное бытие?

Итак, Хайдеггер делает успехи. Во всяком случае, идет вперед. Не в последнюю очередь – профессионально. Весной 1928 года и в деле фрайбургского профессорства пали последние ведомственные бастионы. Спустя всего несколько дней после приглашения, 16 апреля 1928 года, для запланированной постройки дома приобретается земельный участок на Рётебук, 23, в районе Фрайбург-Церинген. К тому времени, когда Хайдеггер в зимнем семестре 1928–1929 годов станет преемником Гуссерля, дом должен быть готов к заселению. За проект, руководство строительством и внутреннюю отделку, как и при постройке хижины в 1921 году, отвечает Эльфрида. Сам Хайдеггер полон радостного предвкушения и благодарности, хотя разительный контраст между его программой тотального метафизического «обездомливания» и одновременным полным обуржуазиванием собственного существования дает ему в эти дни пищу для размышлений:

В эти дни я много думал о «нашем доме» – что мы и в сердце обновим и обогатим старое здание нашей любви. И я сердечно благодарен, что ты отдаешь мне всю силу своего доверия. Я знаю, что лишь мало-помалу учусь жить по-настоящему и живу, следуя за тем, что однозначно подсказывает мне внутренний голос. Мы, конечно, никак не должны полагаться лишь на помощь извне, и всё же мне кажется, наш дом, поскольку он никоим образом не есть что-то внешнее – ведь и возник он как результат твоего материнского воления, – совершенно по-новому наполнит нашу общность, с тобой и детьми. Наше путешествие только-только начинается… [313] Heidegger, G. (Hrsg.) (2005). S. 157.

Так пишет Хайдеггер 27 сентября 1928 года из хижины строительнице Эльфриде. По меньшей мере, в семейных масштабах результат следует назвать удачным: малость от хижины, малость от дома на две семьи. Полу-Шварцвальд, полупригород, внутри обшит деревом, кровля из черепицы. Самая большая комната, разумеется, – кабинет Мартина.

По ощущению Хайдеггера, именно полное укоренение во Фрайбурге как отправная точка и подлинный фундамент прорыва приведет к совершенно новым высотам и глубинам. Этим летом в хижине он, пока строится дом, в письме к Элизабет Блохман, говорит еще конкретнее:

Я сейчас потихоньку настраиваюсь на Фрайбург, но с каждым спокойным днем, проведенным здесь, всё больше понимаю, что это будет углубление задач или же неторопливое подступание к тому, что на первом фрайбургском этапе было мне еще недоступно. ‹…› Уже последний марбургский семинар нынешним летом был новым путем или, вернее, описанием троп, какие я долгое время смел лишь предугадывать. ‹…› Он [дом] подведен под крышу без единой капли дождя [314] Storck, J. W. (Hrsg.) (1990). S. 25f. .

Если говорить об «освобождении философии» от строительных лесов чистой учености, то теперь, когда взято направление, требуются не только новые тропы, но и другая манера ходьбы. Ведь такой мыслитель, как Хайдеггер, не может ограничиться лишь образцовым примером. Он должен стать для своих слушателей подлинным проводником Dasein, способным действительно сделать так, чтобы другие на самих себе постигли провозглашенный им существеннейший, сугубо человеческий опыт. Иначе говоря, осознание событий бездны и Ничто как истинного и единственного условия возможности подлинного философствования вынуждает Хайдеггера к новому пониманию роли философского учительства: оно должно, наконец, перейти от инструкции к действию, от наставления к обращению. Академический наставник должен стать мастером, глава семинара – проводником присутствия к совместному рывку в Ничто. Идти впереди и вперед, через все мнимые дискурсивные решения и несчетные искажающие поиски опосредования – вниз, в радикальную глубину подлинности. Всё что угодно – только не застывать в чистой учености, в дискурсе.