Коллектив авторов - Проблемы русского космизма. Материалы Международной научно-общественной конференции. 2013

Константин Эдуардович Циолковский тоже использовал духовные способы познания космической реальности. Л.В.Шапошникова, академик РАЕН и РАКЦ, пишет, что «мета-научный способ познания в научной работе Циолковского преобладал над эмпирическим» [5, с. 927]. Из глубин инобытия являлись К.Э.Циолковскому творческие озарения и космические образы. Константин Эдуардович знал о существовании высших существ и о возможности общения с миром иных пространственных измерений. Он пишет о том, что являлся «свидетелем таких явлений» [6, с. 113]. Как и Бердяев, Циолковский пришел к выводу, что глубина и полнота духовного познания зависят от уровня сознания принимающего космический импульс и добавлял, что «голос вселенной» можно воспринимать как непосредственно, так и через вестников – «других существ, большею частью уже ушедших из нашего мира, но оставивших нам в том или другом виде свои труды» [цит. по: 7, с. 304]. Л.В.Шапошникова считает, что К.Э.Циолковский был свидетелем реального Космоса. Она пишет, что подробности его описаний, связанные с освоением вселенских просторов, «столь реальны и столь неожиданны, что невольно при их чтении возникает ощущение присутствия. Такие детали мог изобразить только реальный свидетель» [5, с. 472].

О необходимости целостной системы познания, включающей как эмпирические, так и метанаучные методы исследования, писал и Александр Леонидович Чижевский. Он считал: «Не все может быть уловимо наблюдением или опытом, [чтобы] создавать гипотезы и теории. Чтобы приблизиться к разрешению этих вопросов, человеку необходимо [иметь] нечто, стоящее вне опыта, а именно известную внутреннюю способность отвлеченного мышления, логическое и образное творчество. Только в этой области ясно обнаруживается скрытая способность человеческого ума проникать, не покидая строго научной почвы, туда, куда не достигает самый современный, непосредственный опыт – в подлинные, сокровенные глубины природы» [8, с. 107].

К духовным способам познания А.Л.Чижевский относил и интуицию, и озарение, и образное мышление – словом, все то, что побуждает к размышлениям, построению гипотез, переходящих в экспериментальные исследования. Он отмечал, что сущностной составляющей образа видимого является некое невидимое духовное явление, которое, только верно понятое, дает возможность познавания его сокровенных глубин. Через «творчество образов» Чижевский раскрывал и познавательную суть поэзии, представляя ее как результат духовных откровений, которых «не достигнет строго размышляющая философия или наука» [цит. по: 9, с. 164].

Личный опыт духовного познания А.Л.Чижевский раскрывает прежде всего через образы и мысли своей поэзии. «Условимся под плодами истинного поэтического творчества, – писал он, – понимать такое произведение, которое “расширяет” наше познание мира, явлений, вещей, событий; приводит в движение нашу мысль и тем самым заставляет мыслить и имеет само по себе, независимо от влияния на нас, философскую, этическую и эстетическую ценность» [цит. по: 5, с. 559].

Поэтическое мироощущение А.Л.Чижевского оказало большое влияние на его научное творчество, открывая перед ним еще неисследованные области, предоставляя возможность познавать сущностные аспекты мироздания. Через поэтическое творчество Чижевский-ученый рассматривает феномен сна как один из духовных способов познания, который, по его мнению, есть отражение иных более утонченных пространств, но столь же реальных, как реален для человека земной мир. А.Л.Чижевскому знаком и метод духовной интуиции, который он называл «шестым чувством» и определял его как «суммирующее восприятие первых пяти чувств, создающее новые и новые логические здания, предвосхищающие непосредственные данные самой природы» [8, с. 111].

А.Л.Чижевский понимал и ценность озарения как способа духовного познания. Испытав радость таких мгновенных прозрений, Чижевский-ученый пытался записать свой духовный опыт: «После того, как молниеносно (именно подобно молнии) мелькнула та или иная идея, ученый приступает к ее “материализации”. Он рассматривает ее и так и сяк, направляет на нее оружие своего научного арсенала, эрудиции и приходит к тем или иным выводам. <���…> Но бывает и так, что он поражается глубиной идеи, стоит как вкопанный, будучи не в состоянии производить какое-либо движение, и только постепенно приходит в себя. Тогда как одержимый он бросается к бумаге и набрасывает корявыми буквами свою мысль. В голове у него шумит, он ничего не различает вокруг себя, гонит всех прочь, ходит взад и вперед по комнате, иногда свистит и кричит: “Эврика!” (Я нашел), бежит под кран, чтобы остудить свою горячую голову, не замечая никого и отталкивая всех на своем пути» [10, с. 346]. Подобные свидетельства тонкоэнергетического восприятия чрезвычайно важны в процессе создания новой системы познания. Здесь описан целый комплекс духовных ощущений и переживаний, которые требуют анализа ученых из разных областей науки.

Интересен опыт творческого соприкосновения с инобытием Павла Александровича Флоренского. Свое учение философского символизма он назвал «Конкретная метафизика» [11]. Понятие «метафизика» подразумевает рассмотрение духовных феноменов, стоящих за реальными физическими явлениями, а определение «конкретная» подчеркивает приоритет духовного, которое выступает не отвлеченно, а выражено в реальном чувственном воплощении. Эту выраженность духовного через чувственное П.А.Флоренский обозначил как «символичность». Сам процесс духовного познания для мыслителя – это, прежде всего, живое чувственное общение с познаваемым, «реальное вхождение познаваемого в познающего» [11, с. 79], которое называется Флоренским «единением» [11, с. 79], причем пути познания и способы определяются не познающим, а Высшим. «…Пути намечаются из средоточия. Их может быть бесчисленное множество, это игра познаваемой реальности» [11, с. 32].

Тот факт, что описываемые П.А.Флоренским способы духовного познания были им прочувствованы и лично освидетельствованы, демонстрирует запись «таинственного факта» – «…вхождение Бога в меня как в субъекта (познания) и меня в Бога как в объективную Истину» [12, с. 80]. Здесь сам Флоренский выступает в качестве свидетеля того, что человек может являться не только объектом познания, но способен подняться до сознательного сотрудничества с Высшим.

Живой личный опыт духовного познания, определяемый П.А.Флоренским как экстаз, он имел через чувственное восприятие: «С детства запахи были для меня выражением глубочайшей сущности вещей, и я всегда ощущал, что через запах я сливаюсь с самою вещью. Цветы, эфирные масла и в особенности благовонные смолы воспринимались мною как несомненные прорывы в этом мире и проходы в иной» [цит. по: 5, с. 672].