Коллектив авторов - Аристотель. Идеи и интерпретации

Таким образом, теоретические науки имеют своим предметом — сущность. Сущность, разложенная на четыре онтологические причины, представляет собой ту истинную посылку, недоказуемое определение, на основании которого строится научный, аподиктический, силлогизм, который и составляет доказательное знание по Аристотелю.

Чтобы знание, которое получается в результате использования силлогизма, обладало достоверностью, необходимо, чтобы знание посылки было более ясным и отчетливым, чем знание о том, что из нее выведено.

Предпосылки должны быть причинами, и более известными, и предшествующими (αἴτιά τε καὶ γνωριμώτερα δεῖ εἶναι καὶ πρότερα); причинами — потому, что мы тогда познаем предмет, когда знаем его причину, предшествующими — потому, что они причины, и ранее известными — не только в том смысле, что известно, что они означают, но и в том, что известно, что они существуют (οὐ μόνον τὸν ἕτερον τρόπον τῷ ξυνιέναι, ἀλλὰ καὶ τῷ εἰδέναι ὅτι ἔστιν) ( An. Post. I 71b).

Аристотель предлагает понимать «предшествующее» и «более известное» двояко:

…не одно и то же предшествующее по природе (πρότερον τῇ φύσε) и предшествующее для нас, и не одно и то же более известное [по природе] и более известное нам (ἡμῖν γνωριμώτερον) ( An. Post. I 71b35-37).

Но разве это не иной способ сказать о том, что должно быть вот такое знание, но у нас его нет. Оказывается, что первое (то, что в науке является аксиомами) нужно искать. Нужно выяснять, что такое сущность и что такое сущее, поскольку оно сущее? Все устройство аподиктического знания указывает на существование сущности или сущностей, но что она такое, сколько их, есть ли общий род сущности — все эти вопросы, которые должны быть исследованы. Таким образом, Аристотель, с одной стороны, переворачивает парадокс Менона : если Платон показывает, что мальчик-раб, не обучавшийся геометрии может решить задачу об удвоение площади квадрата, то это означает, что он уже как-то знает решение, припоминает уже известное ему, то Аристотель, наоборот, показывает, что аподиктическое знание, которое исходит из первых и истинных посылок, само знать их не может. Парадокс аподиктического знания заключается в том, что самое ясное и достоверное знание, оказывается для нас проблемой. То, из чего исходит все аподиктическое знание, то, на что опираются науки, нам неизвестно! Сущность не дана нам как нечто готовое, нужно узнать, что она такое и существует ли она. Поэтому нужно это отличное от теоретических наук знание — знание начал и причин сущности, то есть философия. А если мы все-таки как-то знаем начала и причины, то не так, как знаем то, что из них следует; это иная форма знания.

Философия как таковая занимается началами, причем первыми, то есть причинами сущности. Эти первые начала должны быть чем-то существующим самостоятельно, ведь они — сущности, но также они должны быть самыми ясными и достоверными. Сущность, чтобы быть сущностью, должна сочетать в себе два требования — самостоятельное существование и наибольшую познаваемость. Эти требования проистекают из анализа устройства аподиктического знания. Начала бытия и мышления совпадают, поэтому о них есть единая наука [384], а именно наука, вопрошающая о началах и причинах бытия и мышления. Именно она может быть названа мудростью (σοφία), а тот, кто ею занимается — философом (φιλόσοφος). Таков путь Аристотеля, ведущий к необходимости постулировать тождество бытия и мышления. В чем единство философского знания? Как и у теоретических наук, единство философского знания в его предмете. Только в данном случае предметом является вопрос — вопрос о «сущем, поскольку оно сущее», а значит единство науки такое же как единство сущего, то есть единство по аналогии. В том же смысле, в каком едино врачебное искусство, как относящееся ко всему здоровому, также едина и наука о сущем, как относящаяся к сущности. Вопрос о сущем занимает выделенное место, вопрошая о «сущем, поскольку оно сущее», философия оказывается ближе к логике (см. Code 1999). Философия не имеет перед собой готового предмета, поэтому она, как и логика, беспредметна [385]. Или можно сказать иначе, логика является сама своим предметом, потому что, именно исследуя логику познания, форму знания — правильный силлогизм и аподиктические науки, Аристотель приходит к проблеме предмета познания, к проблеме сущности. Так что не случайно вопрос о сущности, о предикатах, о критерии сущности Аристотель решает в Категориях , а вопрос о началах познания в Аналитиках .

Bolton, R. (1994) «Aristotle’s Conception of Metaphysics as a Science,» in Unity, Identity, and Explanation in Aristotle’s «Metaphysics» , edited by T. Scaltsas, D. Charles, M. Gill. Oxford: Clarendon Press, 321–354.

Code, A. (1999) «Metaphysics and Logic,» in Routledge History of Philosophy , vol. 2, 41–75.

Ferejohn, M. (1980) «Aristotle on Focal Meaning and the Unity of Science,» Phronesis 25, 117–128.

Ross, W.D., ed. (1925) Aristotle’s Metaphysics. Oxford: Clarendon Press.

Ross, W.D., ed. (1957) Aristotle’s Prior and Posterior Analytics. Oxford: Clarendon Press.

Ross, W.D. (1995) Aristotle. London: Routledge.

Scott, D. (2005) Plato’s Meno. New York: Cambridge University Press.

Sorabji, R., ed. (2004) The Philosophy of the Commentators, 200–600 AD. A Sourcebook. Logic and Metaphysics. London: Duckworth.

Vlastos, G. (1994) Socratic Studies. New York: Cambridge University Press.

Wedin, M.V. (2009) «The Science and Axioms of Being,» A Companion to Aristotle , ed. by Georgios Anagnostopoulos. London: Blackwell, 125–143.

Вольф, М.Н. (2013) «Менон и парадокс поиска: интерпретация метода познания», Вестник Русской христианской гуманитарной академии 14.3, 53–61.

Месяц, С.В. (2010) «Учение Платона об идеях-числах», Космос и Душа (Вып. 2): Учение о природе и мышлении в Античности, в Средние века и Новое время. Москва: Прогресс-Традиция, 29–82.

Речь об уме, точнее, о разумной части души, заходит у Аристотеля в третьей книге его трактата О душе . К этому моменту Аристотель в первой книге своего сочинения проанализировал мнения предшественников о душе; во второй — представил свое учение о душе как форме естественного тела, отделимой от него только логически, и рассмотрел растительную и ощущающую части души. В начале третьей книги он разрабатывает учение о представлении (φαντασία) как посреднике между ощущением и умом. Аристотель спрашивает, есть ли что-то помимо чувственного восприятия? Существует ли что-то такое, что можно назвать мышлением и умом?

DA III. 3, 427 а 17–22: ᾿Επεὶ δὲ δύο διαφοραῖς ὁρίζονται μάλιστα τὴν ψυχήν, κινήσει τε τῇ κατὰ τόπον καὶ τῷ νοεῖν καὶ φρονεῖν καὶ αἰσθάνεσθαι, δοκεῖ δὲ καὶ τὸ νοεῖν καὶ τὸ φρονεῖν ὥσπερ αἰσθάνεσθαί τι εἶναι (ἐν ἀμφοτέροις γὰρ τούτοις κρίνει τι ἡ ψυχὴ καὶ γνωρίζει τῶν ὄντων), καὶ οἵ γε ἀρχαῖοι τὸ φρονεῖν καὶ τὸ αἰσθάνεσθαι ταὐτὸν εἶναί φασιν…

Поскольку душа отличается главным образом двумя признаками — движением в отношении места и мышлением, способностями рассуждать и ощущать, то кажется, что мыслить и рассуждать подобно ощущению (ведь в этих обоих случаях душа различает и познает нечто из существующего). И древние утверждают, что рассуждать и ощущать — это одно и то же… [387]