Квентин Фиоре - Война и мир в глобальной деревне

Я считаю, что имеются определенные принципы в классической и развивающейся психологии человека, или, лучше сказать, в новой науке о человеке, общей антропологии, потому что она представляет собой несомненно пограничную дисциплину, включающую биологию, психиатрию, социологию, лингвистику, экономику, искусство и другие сферы познания.

Одно из многих следствий этого вывода состоит в том, что наши новые технологические ресурсы попросту «проскочили» эпоху Ньютона. Эти внезапные перемены принесли своего рода трансвизуализацию ценностей и итоговое ощущение бессмысленности человеческой жизни и стремлений, поскольку исчезли первоначальные цели и задачи. В статье под названием «Люди и работа» Джон Теббел в «Сатердей ревью» (30 декабря 1967 года) описывает парадоксальную ситуацию — дефицит рабочей силы при трех миллионах безработных в Америке:

Пока безработные негры наслаждаются общественным вниманием, потому что их беды и невзгоды суть искры, воспламеняющие городские пожары, имеются и другие безработные, обладающие, по меньшей мере, высшим образованием и специальными навыками. Их навыки вдруг утратили значимость, ведь работу, которую они умели делать, выполняет автоматика.

Всем знакома теория о том, что в новом технологическом обществе будет создано множество новых специальностей, поэтому безработица ему не грозит. Эта теория упускает из вида тот факт, что новая технология, как новая американская среда, требует сложного обучения. Вся наша общественная жизнь превращается в сервисную среду. Теббел пишет:

Ныне в США так много жителей, что задачи обучения, воспитания, прокормления, переселения, руководства, информирования попросту не могут быть решены, особенно в таких критических сферах как здравоохранение и образование.

Теббел не упоминает индустрию развлечений, обширнейшую отрасль сферы обслуживания, зато рассуждает о возрастающей сложности радио:

Радио перешло от вакуумных трубок к транзисторам и печатным платам гораздо быстрее, чем большинство из нас успело узнать, что значит «твердое состояние». Из-за этой скорости и сопутствующих факторов стало трудно предсказывать, какие работники потребуются в будущем, и готовить рабочую силу.

Далее он обрушивается с упреками на правительство:

Государство пытается создать систему образования, которая не подходит новому обществу, поскольку она не устраняет старомодный Конгресс, плохо представляющий себе потребности космического века.

Рассуждая о Советском Союзе, мистер Теббел не представляет себе преимуществ, которые отсталая страна получает в век автоматизации. В СССР не было громадных заводов и небоскребов XIX века. Им не пришлось переучивать механистические и литературные умы на приверженность электронике. Эта отсталая страна начинала с нового. В XVIII веке Америка была исключительно отсталой, за счет чего и обрела грандиозное преимущество перед Европой в целом и Англией в частности. Америка взяла все инновации Европы и Англии, не переживая метаморфоз, не сталкиваясь с необходимостью перекраивать древние институты.

Крайнее всеобщее беспокойство, признак нашего времени, есть в значительной степени результат взаимодействия между закатной механической культурой, фрагментированной и специализированной, и новой интегральной культурой, инклюзивной, органичной и макроскопичной. Эта новая культура вообще не зависит

от слова. Язык и диалог фактически приняли форму взаимодействия между целыми областями мира.

Павлов, человек племени, естественным образом рассматривал окружение как стимул и даже не задумывался о стимулах как способе контроля окружающей среды.

В начале этого века русский психолог Павлов ставил опыты на собаках. Из них мы многое узнали об условных рефлексах. Павлов проводил эксперименты следующим образом. Собаку вкусно кормили и в то же время в поле ее зрения включали яркую белую или цветную лампу. Каждый раз во время кормления животного зажигали этот свет. После нескольких таких уроков, свет продолжали зажигать, но животное уже не кормили. Тем не менее у собак наблюдалось обильное слюноотделение. Столь же замечательные результаты удалось получить, когда вместо включения лампы во время кормления животного выдували отдельную ноту на охотничьем рожке или звонили в колокольчик, или раздражали собаке кожу слабым электрическим разрядом. После предварительной тренировки звук рожка или колокольчика и ощущение разряда начинали вызывать у собаки слюноотделение. Мы не предполагали, что собака, сколь бы умной она ни была, способна различать разницу в цвете или музыкальные ноты. Однако когда во время опыта менялись цвет лампочки или высота звука, слюноотделения не происходило. Даже звук чуть выше или ниже того, который использовался при тренировках, во время кормления не вызывал никакого слюноотделения. Собака совершенно его игнорировала. {2} 2 Бест Ч. Г., Тейлор Н. Б. Тело человека и его функции.

Природа беспокойства, которое ныне охватывает сознание человека, основана на многих исконных предпосылках. К примеру, работа Павлова по изучению условных рефлексов имеет совершенно разное значение для русского и для европейца. Павлов не мог тренировать собак, пока они полностью не приспосабливались к условиям лаборатории, где их содержали. То есть пока в лаборатории не обеспечивали температурный и звуковой контроль, адаптации к условиям эксперимента не происходило. Звонок не вызывал слюноотделения. Для европейца важнее всего было не приспособление к условиям эксперимента, а механическое вызывание слюны. В самом деле, обычные психологические эффекты не требуют лабораторных условий, Западный человек живет в рукотворной среде, в механически созданной и структурированной по времени:

Город-Фантом:

В буром тумане зимнего утра

По Лондонскому мосту текли

нескончаемые вереницы.

Никогда не думал, что смерть унесла уже стольких...

Изредка срывались вздохи

И каждый глядел себе под ноги.

Так и текли, на холм и дальше по Кинг-Уильям-стрит.

Где Сент-Мэри-Вулнот мертвой медью

Застыл на девятом ударе. {3} 3 Элиот Т. С. Бесплодная земля. Перевод Я. Пробштейна.

В новой электронной среде мы покончили с павловской лабораторией механистического мира и снова вернулись к примитиву. Живя в рукотворной среде, специализированной и фрагментированной, западный человек легко забывает о своем окружении, а русский с той же легкостью забывает о племенной среде, которая не является ни механистической, ни рукотворной. Западный механицизм не сумел глубоко проникнуть в русскую душу, как и в душу японскую. Следовательно, для русских важность павловского эксперимента заключается не в адаптации собак, а в «лабораторности» исследований. Но для западного человека осознание того, что он — заблаговременно натренированный робот (в силу собственной гениальности и махинаций), оказывается крайне неприятным. Разделяя этот новый страх перед «роботическими состояниями», Джон Дьюи и многие другие психологи разработали новые стратегические подходы, игнорирующие как былую механицистскую среду, так и новую электрическую. Стратегия вседозволенности в воспитании молодежи, как противовес подчинению и дисциплине, внедрявшим молодых в механический мир, превратилась в подобие эпицентра противоречий. Ожидалось, что вседозволенность позволит молодым создавать собственный мир в стиле живописцев-романтиков, отвергая необходимость приспосабливаться к чужим мирам. Запутанные парадоксы, возникшие в итоге, до сих пор ждут своего разрешения.