Мария Николаева - Рефлексия пандемии. Сто «фейков»

Когда каждая страна собирает со всего мира только своих граждан, многие оказываются по разные стороны границ быстро и неожиданно в силу не совпадающего гражданства. Людей разлучают порой прямо на паспортном контроле, и они не знают, когда будет возможность увидеться вновь. Истории людей, вынужденных расстаться, увлекательны для внешнего наблюдателя, но могут быть весьма болезненны для героев. Именно здесь полезно настроить психические алгоритмы грамотного расставания, независимо от того, встретитесь ли вы снова, или нет. Все внимание должно быть сосредоточено на текущей деятельности, настоящем окружении, иначе постоянное перемалывание мыслей о тех людях, которых сейчас нет рядом, нарушит нормальное состояние.

Если мужчинам свойственно философски относиться к разлукам, да и вообще многие исповедуют культ непривязанности в любви, то женщины в гораздо большей степени подвержены внутренним страданиям и эмоциональным выбросам по поводу неожиданного прекращения контактов даже с домашней собакой, не говоря уже о более значимых членах семьи или объектах привязанности. Вот почему полезно понимать общие принципы установления самодостаточности с учетом женской психики, а еще важнее уметь применять их на практике. В режиме самоизоляции вы можете заняться их изучением и отработкой, что будет лучшим времяпровождением, чем бесконечные переживания на темы «как он там», «с кем он там», да и «жив ли он». Итак, приступим —

Теперь вернемся к самому началу и вспомним, что самодостаточность в самоизоляции нужна нам ради солидарности, как ни парадоксально. В духовной практике совершенствование мИкрокосма необходимо с целью достижения единства с мАкрокосмом. На социальном уровне речь идет о мЕзокосме, ведь необходимость посидеть пару недель в одиночестве отнюдь не главный вызов. Главный вызов – это реально взаимодействовать с теми, кто является ближним просто по факту расположения поблизости. Хотелось бы быть в другой стране с избранным человеком, а приходится «любить и жаловать» врача в аэропорту, соседа по палате, а то и полицию. Крайне неприятное занятие для большинства обычных людей, однако ведь справляются при той или иной степени запаса психической прочности.

Итак, самоизоляция – отличный тренажер для духовного роста!

Я нахожусь в самоизоляции 10-й день – дело совершенно обыкновенное, поскольку в личном опыте духовной практики провела месяцы, а в общей сложности, наверное, несколько лет в затворах и ритритах. Хочется вспомнить тех, кто вдохновлял меня в ранней юности в начале 90-х годов. Главным руководством к духовному деланию мне служило Добротолюбие – классическое пятикнижие, где собраны наставления отцов-пустынников. Вообще, отшельничество и затворничество несколько отличаются, поскольку в первом случае подвижник может и вовсе не иметь крыши над головой, а во втором – находиться в изоляции даже посреди монастыря. Сейчас многие сетуют на вынужденную самоизоляцию, вот почему хочется вспомнить образцовые примеры для подражания.

Расцвет пустынничества пришелся на IV – V века новой эры, и большинство известных нам подвигов совершалось в Скитской пустыне Египта. Странные люди, порой образованные по тем временам и весьма состоятельные, оставляли все в городах и уходили в уединение. Они искали возможности пребывать наедине с Христом, поскольку изначально христианство позиционировалось как религия личного богообщения, тогда как церкви появились в более поздний период. Три главных составляющих, дошедшие в монашестве и до наших дней – это пост, бдение и молитва. Аскетические подвиги отцов, проведших в пустыне по 30—40 лет доселе кажутся сверхчеловеческими, да и впрямь они творились не индивидуальными усилиями, а по великой милости божией.

Пост сводился как правило к одному приему простой пищи в день, причем существовал принцип есть «не досыта», а также мера объема съедаемого определялась собственными пригоршнями. Еда служила лишь поддержанию жизни в теле, но не должна была разжигать страсти, поэтому отшельники следили, чтобы готовить нарочно невкусно. Некоторые доходили до того, что бросали в еду золу из костра, чтобы отбить вкус и не увлекаться удовольствием от единственной трапезы. Бдение старались сделать круглосуточным, для чего многие дополнительно использовали вериги и столпничество, даже обращение к Богу не прерывалось ни на минуту. И, наконец, непрестанная молитва как основа духовного делания позволяла заполнить ум одним божественным.

Впоследствии практику Иисусовой молитвы возродил на Афоне великий подвижник Григорий Синаит, живший в XIII – XIV веках. Именно он стал одним из авторов «Добротолюбия», а среди его учеников на первом месте по праву находится Григорий Палама, основатель практики исихазма. На церковнославянский язык перевел «Добротолюбие» всем известный Феофан Затворник, живший и подвизавшийся уже в XIX веке и бывший епископом Православной российской церкви. Прошение об увольнении ради ухода в затвор было полной неожиданностью, а мотивировалось тем, что он «совсем осуетился» и нуждается в покаянии и предании занятиям, к которым тяготеет его душа, а именно к той самой непрестанной молитве. Фактически, он провел в затворничестве последние 20 лет жизни.

Одной из заслуг Феофана Затворника является также сборник «Древние иноческие уставы», который доселе вот уже четверть века стоит у меня на полке, будучи многократно вычитанным от корки до корки с карандашными подчеркиваниями наиболее ярких изречений. Доселе многие высказывания кажутся очень точными рекомендациями по самоизоляции даже в нынешней ситуации всеобщего карантина. Например, он писал: " Есть люди, кои думают, что расширяют круг свободы в неограничении своих желаний, но кои на деле походят на обезьян, самовольно запутывающих себя в сети». Действительно, есть такие люди, и мы уже знаем их имена как новых героев желтой прессы. Также актуально наставление: «Пока будете покоить тело, не ждите ничего доброго», а сущее откровение: «Угрюмая жизнь не есть Божия жизнь!»

Всю указанную литературу вы легко найдете в открытом доступе, если пожелаете иметь достойный источник вдохновения для самоизоляции.

На протяжении своей долгой жизни я неоднократно бывала на грани принятия решения уйти в монастырь, а медитативных ритритов отсидела немерено. Всякий раз, когда меня спрашивают, почему же я остаюсь в миру, мне приходится честно отвечать, что я слишком люблю уединение, а уход в монастырь связан с принятием именно общинного образа жизни.