Игорь Прись - Знание в контексте

Эпистемология древних греков и ЭСЗ

Л. П. Герсон утверждает, что для древних и, в частности, для Платона, знание не мнение и, в частности, не обоснованное истинное мнение в смысле истинного мнения с обоснованием. Последняя формулировка появилась в XVII веке в контексте развития науки и исследования понятия научного знания. При этом модель научного знания была применена к знанию вообще [41]. Герсон также сравнивает эпистемологию Уильямсона с эпистемологией древних греков [41, ch. 8 § 3]. Он, в частности, считает, что и та и другая могут рассматриваться как специфические формы натурализма.

Нестандартный стандартный анализ М. Р. Антоньяца

О классическом определении знания М. Р. Антоньяца пишет следующее: «(…) Если обратиться к рассмотрению основных фигур и традиций в истории философии, “стандартный” анализ начинает выглядеть удивительно нестандартным. Похоже, что “традиционная” точка зрения не является традицией, восходящей к истокам философии, эпистемическая наивность которой была в конечном итоге выявлена в 1963 году в короткой статье Гетье. Вместо этого она начинает выглядеть как точка зрения 20 века, особенно распространённая в англо-американском мире, – точка зрения, которая, начиная со второй половины века, непрестанно пыталась и, как многие считают неудачно, скорректировать себя» [42, p. 169] (см. также [39]).

«Новая История» Дж. Дютан

Согласно Дж. Дютан существование стандартной теории знания как обоснованного истинного мнения – легенда. Он предлагает следующую новую интерпретацию истории эпистемологии: «Новая История такова. Существует традиционная концепция знания, но это не критикуемая Гетье концепция знания, анализируемого как Обоснованное Истинное Мнение. С точки зрения традиционной, знание – мнение, несущее в себе различимый признак истинности. Признак истинности – свойство, с необходимостью влекущее истинность: это свойство, которое могут иметь только истинные мнения. Он различим, если всегда можно сказать, что мнение его имеет, то есть если достаточно внимательный субъект верит, что мнение его имеет, тогда и только тогда, когда оно его имеет. Требование наличия признака истины делает точку зрения непогрешимой (инфаллибилистской). Требование различимости делает её интерналистской. Я называю эту точку зрения Классическим инфаллибилизмом» [43].

Классический инфаллибилизм сталкивается с проблемой скептицизма, поскольку требует от знания слишком многого. Как отмечает Дютан, философия обыденного смысла и философия обыденного языка в середине XX в. отвергли скептицизм, а некоторые философы отвергли и сам классический инфаллибилизм. При этом некоторые из них в классическом инфаллибилизме отвергли лишь инфаллибилизм, что привело к интернализму, согласно которому признак истинности, содержится в сознании, но не влечёт с необходимостью истинность мнения. В частности, это привело к позиции, что знание – истинное обоснованное мнение. Другие отвергли требование различимости признака истинности, то есть, требование, что признак, с необходимостью влекущий истинность, обязательно должен быть «различимым». Это привело к экстернализму (см. статью Дютан [43, р. 96]).

Знание до Гетье

Как показывает П. Ле Морван в своей статье «Знание до Гетье», на самом деле в истории философии, в том числе и в 20 веке, существует очень мало примеров принятия определения знания как обоснованного истинного мнения (см. статью Ле Морван [43]). То, что современная эпистемология акцентировала внимание именно на этом – фактически маргинальном – определении, остаётся загадкой.

Наша гипотеза состоит в том, что случилось это потому, что данное определение в концентрированном виде содержит в себе основные предпосылки философии модерна, которые в том или ином виде и той или иной пропорции содержались в других определениях. Эти предпосылки критикуются в нашей книге.

Эпистемология Платона

Л. П. Герсон сравнивает эпистемологию Уильямсона с эпистемологией древних греков [41, ch. 8, § 3]. Он, в частности, считает, что и та и другая могут рассматриваться как специфические формы натурализма. Речь, однако не идёт о натурализме в смысле натурализованной эпистемологии Куайна. [32] Для Куайна эпистемология – «раздел психологии и, следовательно, естественной науки» [44]. В то же время Куайн признаёт, что эпистемология – нормативная наука. Концепты обоснования, очевидности, истины, знания – нормативные концепты. Он пишет: «Натурализация эпистемологии не отбрасывает нормативное и не довольствуется неизбирательным описанием имеющихся процедур. Для меня нормативная эпистемология – раздел инженерии» [45]. И действительно, как представляется, у Платона можно найти некоторые указания на ЭСЗ.

A.В «Меноне» Сократ сравнивает истинное мнение и знание с дедаловыми статуями, которые, когда не привязаны, убегают прочь, а когда привязаны, стоят на месте. О «привязанности» знания (а, следовательно, и соответствующих обоснования и мнения) к истине он говорит (Платон, «Менон», 98а): «Будучи связанными, мнения становятся, во-первых, знаниями и, во-вторых, устойчивыми. Поэтому-то знание ценнее правильного мнения и отличается от правильного мнения тем, что оно связано.» Под связью здесь Сократ понимает обоснование/объяснение (logos) в виде «суждения о причинах», которое есть «припоминание» (anamnesis).

Например, знание того, как идти к Ларисе, имеет большую ценность, чем просто истинное мнение, так как оно «стабильно», то есть оно не может быть с лёгкостью утеряно.

Таким образом, поскольку знание «привязано» к факту, концепт знания фундаментален, первичен. По этой же причине знание само по себе устойчиво – более устойчиво. При этом естественно предположить, что знание (и соответствующее ему мнение) может быть более или менее устойчивым, более или менее достоверным, то есть связь между ним и фактом может быть более или менее сильной.

B.В «Теэтете» Платон устами Сократа замечает, что определение знания как истинного обоснованного мнения является круговым, так как обоснование само нуждается в знании: «Вот уж простодушны мы были бы, если бы, исследуя знание, мы говорили, что это правильное мнение со знанием будь то отличительного признака, будь то чего-то другого. И выходит, Теэтет, что ни ощущение, ни правильное мнение, ни объяснение в связи с правильным мнением, пожалуй, не есть знание». Сократ также говорит, что «неправильно исследовать ложное мнение раньше, чем знание, отложив это последнее в сторону». «Нельзя познать первое, пока еще недостаточно понятно, что́ же есть знание» (Платон, «Теэтет», 200d).