Игорь Прись - Знание в контексте

Мы смотрим на эти примеры с точки зрения эквивалентности очевидности и знания. Поскольку знание зависит от контекста атрибутора, очевидность зависит от контекста атрибутора. В контексте, в котором ставки невысоки, очевидность более обширна, так как к очевидности относится знание, что в баке достаточно бензина. Нет необходимости вводить независимое от очевидности (но зависимое от контекста) понятие релевантных ситуаций, совместимых с очевидностью.

На наш взгляд, в рамках подхода Миона возникает вопрос о том, каким образом выявляются ПП. Для Миона, в контексте устанавливаются ПП, которые определяют релевантные ситуации. Но можно сказать и наоборот: именно набор релевантных ситуаций позволяет эксплицировать ПП [103]. Мион предлагает комбинировать ПП и контекст. На самом деле, отдельно их рассматривать невозможно. Выбрать ПП – это уже выбрать релевантные возможности, так как ПП и вообще в-правила не могут быть отделены от устоявшихся случаев своих употреблений. Мы не можем ни сначала установить ПП, а затем, исходя из них, установить релевантные возможности, ни наоборот. В этом смысле проблему выбора релевантных ситуаций ПП не решают. Они её переформулируют в других – витгенштейновских – терминах [104]. На самом деле, просто в одном случае мы знаем, что есть знание, а в другом нет. Сначала, как говорит Уильямсон, знание, различие между знанием и незнанием.

Таким образом, то или иное знание или незнание реконструируются как наличие или отсутствие тех или иных ПП, то есть тех или иных релевантных и нерелевантных сценариев, или той или иной очевидности. А не наоборот: мы каким-то образом, исходя из идентификации ПП и, соответственно, определения релевантных и нерелевантных сценариев при данной очевидности, устанавливаем имеет место знание или нет. Вместо трёхкомпонентной конструкции знания – очевидность, контекст, релевантные ситуации – мы предлагаем однокомпонентную – очевидность. Субъект знает, что р, если и только если очевидность, которой он располагает (в контексте) исключает не-р. На самом деле, такая формулировка очень близка к формулировке знания, предложенной Льюисом.

Согласно Беллери и Колива эпистемический контекстуализм Льюиса не принимает во внимание специфичность случаев Гетье [10]. Льюис их объясняет так же, как он объясняет отсутствие знания в более привычных случаях, как, например, в случае лотереи. Но случаи Гетье, на первый взгляд, радикально отличаются от них. В самом деле, в случае лотереи почти во всех возможных мирах, за исключением одного, а также в актуальном мире, мнение истинно, тогда как в некоторых случаях Гетье, наоборот, во всех возможных мирах, за исключением одного – актуального, – мнение ложно. Можно также предположить, что в некоторых практических контекстах в случае лотереи субъект знает, что он не вытянет выигрышный билет (Льюис и Беллери & Колива приводят примеры таких практических контекстов [1; 10]). Но, например, в случае Гетье с остановившимися часами, которые показывают правильное время дважды в сутки, контекста, в котором можно сказать, что субъект знает время, когда он смотрит на часы именно в тот момент времени, когда они показывают правильное время, не существует или, во всяком случае, его нелегко вообразить. Это указывает на известную асимметрию между случаями Гетье и более обыденными случаями отсутствия знания.

Таким образом, применение эпистемического контекстуализма к случаям Гетье оказывается проблематичным. Контекстуальное определение знания, вроде бы, не учитывает особенности случаев Гетье, а объясняет отсутствие знания единообразным образом. То есть оно не принимает во внимание эпистемическую удачу, присутствующую в случаях Гетье.

В то же время в известном примере Гетье другого типа – примере с ложными фасадами, – как показал Греко, приписывание знания может зависеть от контекста [11, р. 80]. Напомним, что согласно стандартной формулировке этого примера, субъект, не зная об этом, находится в районе фальшивых (фасадов) амбаров, но по чистой случайности смотрит на один-единственный подлинный в этом районе амбар и формирует истинное обоснованное мнение, что перед ним амбар. При аналогичном методе формирования его мнения, оно с лёгкостью могло бы оказаться ложным (на самом деле оно ложно во всех ближайших возможных мирах). Поскольку мнение субъекта оказывается истинным лишь благодаря эпистемической удаче он не знает, что перед ним амбар. [105]

Некоторые эпистемологи также утверждают, что эпистемическая удача имеет место и в случае лотереи, поскольку возможный мир, в котором он вытягивает выигрышный билет, ни в вероятностном, ни в модальном смысле не более удалён, чем возможные миры, в которых он вытягивает невыигрышные билеты. Субъект мог бы вытянуть выигрышный билет с той же вероятностью, с которой он вытягивает любой невыигрышный билет, и мир, в котором он вытягивает выигрышный билет, подобен миру, в котором он вытягивает невыигрышный билет. В этом смысле у субъекта есть истинное обоснованное убеждение, что его билет невыигрышный, и истинность его убеждения обусловлена эпистемической удачей. Таким образом, имеется сходство между этим случаем и случаями Гетье.

Можно ли говорить о континууме между более привычными случаями отсутствия знания и случаями Гетье? Вообразим, специфическую лотерею, в которой все билеты, за исключением одного, выигрышные, субъект об этом не знает, и по чистой случайности вытягивает один-единственный невыигрышный билет (этот пример имеет сходства с примером с фальшивыми амбарами). Его убеждение, что он проиграл, будет истинным, но во всех возможных мирах, за исключением актуального, ложным. (Можно также сказать, что его убеждение будет субъективно обоснованным, поскольку оно будет основано на правдоподобной, но ложной посылке, что лотерея нормальная.) Существует непрерывный переход между нормальной лотереей и нашей воображаемой лотереей, которая имеет сходства со случаями типа Гетье. Это указывает на то, что, быть может, различие между случаями Гетье и более обыденными случаями отсутствия знания лишь в степени. С точки зрения ЭСЗ любое незнание, будь то случаи Гетье или более обыденные случаи, суть просто отклонения от знания.

Беллери и Колива считают, что контекстуальное определение знания Льюиса также трактует одинаковым образом случаи Гетье, в которых причинная связь между очевидностью и истинным убеждением нарушена, как это имеет место в случаях с Ноготом и Хэвитом и остановившимися часами, и случаи типа случая с фальшивыми фасадами, в которых эта связь, якобы, не нарушена, поскольку перед субъектом действительно находится подлинный амбар. (Вопрос в том, что они принимают за «очевидность». По всей видимости – материальный объект. Для нас, как и для Уильямсона, очевидность всегда пропозициональна; это знание.) Для объяснения отсутствия знания в случаях Гетье эпистемолог добродетелей Греко ввёл условие «по причине» (because). В первых двух случаях истинное мнение формируется не по причине применения субъектом своих перцептивных способностей, тогда как в случае с фасадами, как можно предполагать, именно по этой причине – между подлинным фасадом и субъектом имеется причинный визуальный контакт. (Эпистемолог добродетелей Э. Соса даже считает, что субъект приобретает «животное», но не «полное», знание.)