Юлиус Эвола - Люди и руины

В этом отношении Италия уже долгое время находится в неблагоприятном положении, так как сегодня в прессе, академической культуре и критике, превратившихся в подобие самых настоящих масонских организаций, тон задает именно худший тип интеллектуала, не знающего ровным счетом ничего ни о подлинной духовности, ни о человеческой цельности, ни о мышлении, основанном на твердых принципах. [80] 4. Об «интеллигентской глупости» см. также L'arco et la clava, с. XIV.

«Культура» в современном понимании перестанет нести в себе опасность лишь тогда, когда ее представители будут изначально обладать мировоззрением. Ибо человек способен действовать, лишь изначально обладая внутренним стержнем, который служит ему надежным проводником, позволяющим отличить то, что может быть усвоено, от того, что должно быть отвергнуто; приблизительно так же ведет себя организм, усваивая или отторгая нечто новое.

Несмотря на очевидность этих соображений, либерально-индивидуалистическая мысль упорно не желает принимать их во внимание. Одним из наиболее плачевных последствий общедоступности «свободной культуры», всячески поддерживаемой либеральным мышлением, является то, что люди, не способные верно оценить происходящее, чей ум еще не обрел надлежащей формы, своего «мировоззрения», в духовном плане оказываются полностью безоружными перед лицом различных влияний. Эта опасная ситуация, прославляемая как прогрессивное завоевание, является следствием совершенно ложного допущения, согласно которому современный человек достиг куда большей духовной зрелости по сравнению с жившими в так называемые времена «мракобесия», а следовательно способен к самостоятельному суждению и действию (на том же допущении строится и полемика современной «демократии» против всякого принципа авторитета). Это чистое заблуждение: никогда раньше в мире не было такого количества лишенных внутренней формы, открытых любому внушению и идеологической отраве людей, которые, даже не догадываясь о том, подчиняются психическим влияниям, порождаемым царящей вокруг интеллектуальной, общественной и политической атмосферой, и становятся их слепым орудием.

Эти краткие замечания о «мировоззрении» являются завершающим штрихом к ранее рассмотренному вопросу о новом реализме, поскольку поясняют, на каком уровне должен ставиться и разрешаться вопрос о преодолении буржуазности, поскольку нет ничего хуже интеллектуалистской реакции против интеллектуализма. Когда туман рассеется, станет совершенно ясно, что именно «мировоззрение», вне всякой «культуры», должно объединять и разъединять людей, пролагая непреодолимые духовные границы; станет понятно, что и в политическом движении мировоззрение играет основополагающее значение, так как лишь оно способно выкристаллизовать определенный человеческий тип и, следовательно, задать особый настрой данному сообществу.

Впрочем, иногда явления подобного рода можно наблюдать в том же коммунизме. Не без оснований один современный политик говорил о глубинной внутренней мутации, которая проявляется у истинных приверженцев коммунизма почти как одержимость, изменяя их образ мышления и действия. Хотя, на наш взгляд, в указанных случаях это глубинное изменение имеет пагубный характер, оно достигает уровня экзистенциальной реальности, что никогда не происходит с теми, кто пытается сопротивляться с буржуазных и интеллектуалистских позиций. Успех консервативно-революционного действия по сути зависит от того, способна ли противоположная идея — традиционная, аристократическая и антипролетарская — оказать столь глубокое влияние, чтобы проложить путь новому реализму и, действуя как мировоззрение, сформировать особый антибуржуазный тип, который станет основой новых элит, преодолев кризис всех индивидуалистических и ирреалистических ценностей.

Как говорилось в главе VI, одной из основных предпосылок возвращения к нормальному состоянию является освобождение от одержимости экономикой, ставшей отличительной чертой современного западного мира. Кроме того, мы вкратце указали на необходимое для этого изменение внутренней позиции. Однако при нынешнем положении дел давление подрывных сил, действующих в общественно-политической области, столь велико, что невозможно рассчитывать исключительно на внутренние факторы, хотя именно они остаются решающими. Следовательно, имеет смысл рассмотреть те формы, которые позволили бы хотя бы на время обуздать и упорядочить экономику и сдержать деятельность подрывных сил, ведущих к дальнейшему нарастанию хаоса. Понятно, что само собой, без политического вмешательства, этого не произойдет. Прежде всего следует признать, во-первых, что государство, воплощение единой идеи и единой власти, есть реальность, стоящая над экономикой, и, во-вторых, что политическая инстанция первична по отношению к инстанции экономической, и, в более широком смысле, социально-экономической. С учетом сказанного ранее не имеет смысла особо останавливаться на том, что согласно традиционным представлениям политическая инстанция обретает законную силу на основании духовных и сверхиндивидуальных ценностей. Государство — это власть, призванная придать этим ценностям то значение, которое им подобает иметь в общем нормальном порядке, тем самым осуществляя идею «справедливости» в ее высшем значении.

Исходя из этого, совершенно очевидно, что первым шагом к нормализации экономики станет преодоление «классового подхода», являющегося первопричиной современного кризиса и хаоса. Для этого нет никакой необходимости выискивать новые идеи: достаточно обратиться к традиционному наследию с его корпоративным принципом, который при надлежащем приспособлении к современным обстоятельствам может стать прекрасной основой для организации хозяйственной деятельности.

Сущность корпоративизма составлял дух трудовой общности и производственной солидарности, надежно подкрепленный принципами компетентности, квалификации и естественной иерархии с соответствующим стилем активной безличности, бескорыстия, достоинства. Именно на этих принципах строились средневековые ремесленные корпорации, гильдии и Zunften. [81] 1. нем. (ремесленный) цех. (прим. перев.). Примером из более далекого прошлого могут служить древнеримские профессиональные корпорации, которые строились ad exemplum reipublicae, то есть по образу государства; даже в самих названиях должностей (milites или milites caligati для простых членов корпорации по сравнению с magistri) отражалось военное устройство. В корпоративной традиции, расцветшей в романо-гер-манском Средневековье, особого внимания заслуживает достоинство свободного человека, свойственное членам корпорации, гордившимся своей принадлежностью к ней. В любви к своему делу видели не просто средство заработка, но искусство и выражение своего призвания, усердию работников соответствовали компетентность, забота, знания мастеров, их стремление к усилению и укреплению общего корпоративного единства, радение об этике и правилах чести, принятых в данной корпорации. [82] 2. Особо примечательно для наших современников то, что одним из этих принципов до определенного времени было порицание всего подобного современной рекламе и ее производным — это считалось недостойным способом борьбы с конкурентами, победить которых можно было, лишь честно привлекая к себе покупателей лучшим качеством товаров. Проблема капитала и собственности на средства производства практически отсутствовала — столь естественным было соучастие различных производственных сил в достижении общей цели. Впрочем, речь идет об организациях, имевших «в собственности» орудия производства, которые никто и не думал монополизировать в целях эксплуатации, поскольку они не были связаны с капиталом, чуждым труду. Ростовщичество, построенное на «свободных деньгах» неизвестного происхождения, — на чем стоит сегодня весь финансово-банковский капитал, — считалось чисто еврейским занятием и было целиком отдано на откуп последним, при этом почти не влияя на общую систему хозяйства.