Юлиус Эвола - Люди и руины

Возвращаясь к собственно экономической области, следует рассмотреть отдельные современные проекты, также связанные с восстановлением органической целостности производства, однако предлагающие ложные пути. Прежде всего стоит упомянуть так называемую «социализацию», как называют хозяйственный уклад, при котором предприятие сохраняет самостоятельность (в отличие от национализации и коллективистского государственного управления экономикой) и внутреннее единство благодаря соучастию работников в управлении (право на совместное руководство, управление и принятие решений) и разделению между ними общей прибыли (за вычетом определенной доли), оцениваемой как справедливый интерес капитала.

Здесь прежде всего следует помнить, что с точки зрения соучастия в прибылях подобную систему можно признать справедливой лишь при условии более широкого толкования принципа солидарности. Ибо если предусматривается участие работников в прибылях, они должны равным образом отвечать и за возможные убытки; этого соображения вполне достаточно, чтобы снизить для многих притягательность этой идеи, столь заманчиво звучащей в устах краснобаев. К тому же на крупных предприятиях сумма, получаемая от участия в прибылях, никогда не превышает значительно основную зарплату, что свидетельствует скорее о политическом, нежели социальном характере подобных предложений. Куда более важным представляется вопрос о дифференциации размеров зарплаты, которая должна быть освобождена от уравниловки, навязываемой профсоюзами, посредством достижения общего согласия в соответствии с конкретными условиями деятельности каждого отдельного предприятия.

Дабы это соучастие носило не утилитарно-индивидуалистский, но истинно органичный характер, важно решить вопрос, касающийся не столько разделения доходов, сколько соучастия в собственности. Необходимо изучить те способы, посредством которых рабочий постепенно становится мелким собственником — что является единственным способом депролетаризации и обуздания марксизма — путем выделения ему акций без права передачи (некоторые называют их «трудовыми акциями»), но не искажая при этом справедливых иерархических отношений. Это могло бы стать наилучшим средством «интеграции» отдельного труженика, благодаря которой он оказался бы заинтересован в успехах собственного предприятия, преодолев рамки мелкособственнического интереса, свойственного безродному индивиду, а также возрождения органического, почти «жизненного» чувства причастности к данной трудовой общности, отличавшего древние корпорации.

Что до совместного управления или руководства (через «советы управления», «внутренние комиссии», «заводские комитеты» и пр.), то эта идея имеет смысл лишь при условии прямых и личных отношений, ограниченных вопросами общих условий труда, а также, в более широком смысле, связей с подчиненной, административной частью данного предприятия. В конечном же счете подобные требования сводятся к желанию ввести на предприятии нечто типа «экономического парламентаризма» (что КАРЛО КОСТАМАНЬЯ считал целью «социализации»), но это означало бы полное пренебрежение крайне сложным, можно было бы даже сказать, «эзотерическим» характером, который имеют функции технического управления в современной крупной промышленности; всякое вмешательство снизу может иметь лишь плачевные последствия, став причиной дезорганизации или, как минимум, нежелательных потрясений. Это столь же нелепо, как участие солдатских комитетов в решении вопросов высшей стратегии, общей мобилизации, ведении и организации современной войны. [83] 3. Говоря об этом, хотелось бы напомним, что в России по мере развития коммунизма отказались от иллюзий подобного рода. Солдатские комитеты, которые должны были заменить собой высшее командование, быстро были распущены: то же самое произошло и в экономике. На первой, эйфорической и утопической, стадии большевистской революции владельцы и руководители предприятий были грубо отстранены от своего дела, а на смену им пришли «фабричные комитеты», наделенные неограниченной властью. Однако подобное положение дел длилось недолго, и наступила новая фаза, на которой техническое управление вновь перешло в руки меньшинства, а заводские комитеты сохранили исключительно консультативную функцию с правом вмешательства в вопросы условий труда, обладая также правом вето. На третьей же стадии оказалось, что само это право несовместимо с независимостью, необходимой управленческой технической элите для координации производственно-экономических процессов ввиду разнообразных «планов» перестройки российской хозяйственности, а также связанных с этим интересов не только чисто экономического, но и политического характера. Так, например, «контроль со стороны трудящихся», поначалу бывший главным лозунгом, в конечном счете утратил всякую действенность. Подобный путь развития в наше время просто неизбежен. Помимо этого технического возражения имеется и другой, столь же сильный довод против идеи совместного руководства. В нашем представлении на том же предприятии решения, обоснованные не столько утилитарными, сколько политическими соображениями, которые должны иметь окончательный характер и покоиться на высшем и неоспоримом авторитете, могут исходить лишь сверху. Между тем контроль со стороны работников неизбежно приведет к преобладанию утилитарно-экономических соображений, либо же, в случае возникновения требований политического характера, они будут иметь марксистскую и классовую направленность.

Действительно, по своему духу «социализация» тождественна криптомарксизму; это своего рода Троянский конь, которого пытаются протолкнуть в экономическую систему некоммунистического типа для подготовки наступления на предпринимательство. Об этом уже вполне откровенно говорит так называемый «интегральный синдикализм», конечной целью которого является установление коммунистической экономики; это расчищает дорогу для дальнейшей атаки уже не только против предпринимательства, но и против самого государства.

Подобные радикальные требования уже звучали в маргинальных кругах фашистского корпоративизма. Одни считали, что необходимо преодолеть сохранявшуюся двойственность этой системы с соответствующим «паритетным» представительством работников и работодателей путем введения строгой системы полномочий; технические специалисты, как представители «управленческого труда», отличного от «исполнительного труда», должны были освободиться от зависимости от капитала, став единственными главами и руководителями органичного корпоративного единства, контролируемого профсоюзами. По мнению других, следовало не только учредить так называемую «корпорацию собственников» (идея, с некоторыми оговорками и при определенных условиях имеющая право на существование), но также полностью поглотить государственную бюрократию корпоративными органами, уравняв корпоративное представительство с представительством политическим во имя так называемого «интегрального государства Труда» и под лозунгом «проникновения трудящегося в цитадель государства». Таким образом, и те и другие ратовали за растворение политики в экономике, видя в этом цель истинного «интегрального и революционного корпоративизма».