Дэниел Клемент Деннет - Насосы интуиции и другие инструменты мышления

Помню, несколько лет назад я присутствовал на семинаре по когнитивистике, который проводился в MIT лингвистом Ноамом Хомским и философом Джерри Фодором. В ходе семинара собравшихся щедро потчевали развенчанием работ других когнитивистов, не встречавших их одобрения. В тот день все копья были направлены против директора Лаборатории искусственного интеллекта Йельского университета Роджера Шенка, который – в описании Хомского – представал полным идиотом. Я довольно хорошо знал Роджера и был знаком с его работой. Хотя я и не был полностью согласен с его точкой зрения, в изложении Ноама ее сложно было узнать, поэтому я поднял руку и предположил, что он, возможно, не разобрался во всех нюансах позиции Роджера. “О нет, – усмехнувшись, возразил Ноам. – Именно так он и считает!” После этого, к великому удовольствию собравшихся, он продолжил свой разбор. Через несколько минут я вмешался снова. “Должен признать, что подвергающиеся критике взгляды просто нелепы, – сказал я, и Ноам одобрительно усмехнулся, – но в таком случае зачем же вы тратите время, критикуя этот абсурд?” Это замечание возымело действие.

Что насчет меня самого? Довожу ли я до абсурда чужие идеи? Справедливее ли я при этом? Вот несколько примеров. Решать вам. Однажды на конференции в Венеции мы с французским нейробиологом Жан-Пьером Шанжё сошлись с нейрофизиологом сэром Джоном Экклсом и философом сэром Карлом Поппером в споре о сознании и мозге. Мы с Шанжё были материалистами (которые полагают, что сознание и есть мозг), а Поппер и Экклс – дуалистами (которые утверждают, что сознание нельзя считать материальной сущностью, подобной мозгу, поскольку оно представляет собой сущность второго порядка, взаимодействующую с мозгом). За много лет до этого Экклс получил Нобелевскую премию за открытие синапса – микроскопического промежутка между нейронами, который молекулы глутамата и другие нейротрансмиттеры и нейромодуляторы пересекают триллионы раз за день. Согласно Экклсу, мозг напоминает мощный орган, а триллионы синапсов представляют собой его клавиатуру. Нематериальное сознание – бессмертная душа в представлении глубоко верующего католика Экклса – играет с синапсами, каким-то образом подталкивая молекулы глутамата на квантовом уровне. “Забудьте все теоретические дискуссии о нейронных сетях и тому подобном, это полный вздор, – сказал он. – Сознание – в глутамате!” Когда настала моя очередь говорить, я сказал, что хочу убедиться, что правильно понял его точку зрения. Если сознание в глутамате, а я вылью чашку глутамата в раковину, будет ли это убийством? “Что ж, – ответил он несколько смущенно, – пожалуй, наверняка сказать будет сложно” [8] Эта конференция запомнилась мне еще купанием Поппера в Гранд-канале. Он поскользнулся, выходя из моторной лодки на пристань острова Сан-Джорджо, полетел ногами вперед в канал и успел погрузиться по колено, прежде чем его поймали и вытащили на причал двое ловких лодочников. Организаторы конференции не на шутку перепугались и собрались было бежать обратно в гостиницу, чтобы принести девяностолетнему сэру Карлу сухие брюки, но оказалось, что других брюк он с собой не привез, а до его выступления на открытии конференции оставалось менее получаса! На помощь пришла итальянская смекалка – минут через пять мне довелось наблюдать незабываемое зрелище: сэр Карл царственно восседал на маленьком стуле в самом центре зала со сводчатым потолком и мраморным полом (построенного по проекту Палладио), а вокруг него на коленях стояло не меньше полудюжины одетых в мини-юбки девушек, сушивших его штанины своими фенами. Из центра зала к стенам тянулись удлинители, придававшие композиции сходство с разноцветной маргариткой, в серединке которой сидел сэр Карл, серьезный и невозмутимый. Через пятнадцать минут он был совсем сухим и потрясал кулаком со сцены, отстаивая правильность своей дуалистической позиции. .

Вам может показаться, что между католиком-дуалистом сэром Джоном Экклсом и атеистом-материалистом Фрэнсисом Криком было мало общего, если не считать их Нобелевских премий. Однако по крайней мере некоторое время их представления о сознании характеризовались одинаковым сомнительным схематизмом. Далекие от науки люди часто не понимают, насколько полезен в науке схематизм, ведь он позволяет разобраться с ужасно сложными вещами, используя работающую модель, которая почти верна, и до поры до времени отбрасывая беспорядочные тонкости. Пожалуй, лучше всего в истории науки схематизм применили Крик и Джеймс Уотсон, которые расшифровали структуру ДНК, пока Лайнус Полинг и другие ученые пытались понять все тонкости генома. Крик выступал за смелые ходы, на случай если удастся решить проблему одним махом, но такой подход, конечно же, работает не всегда. Однажды мне выпал шанс продемонстрировать это на одном из знаменитых чаепитий Крика в Ла-Холье. Эти чаепития представляли собой неформальные встречи коллег по лаборатории, на которых каждый мог задавать вопросы и участвовать в обсуждении. В тот раз Крик сделал важное заявление: недавно было доказано, что нейроны коркового поля V4 “были неравнодушны” к цвету (то есть по-разному на него реагировали). Затем он выдвинул поразительно простую гипотезу: сознательный опыт красного, к примеру, представлял собой активность в соответствующих чувствительных к красному нейронах этой области сетчатки. Поразмыслив немного, я спросил: “Получается, если извлечь несколько чувствительных к красному нейронов, поместить их в чашку Петри и возбудить при помощи микроэлектрода, в этой чашке Петри возникнет осозание красного ?” Когда оппонент доводит аргумент до абсурда, можно в ответ схватить быка за рога и подтвердить его вывод, то есть переиграть соперника. К такому приему, как известно, однажды прибегнул австралийский философ Дж. К. Смарт, который сказал, что да, согласно его теории морали, иногда действительно правомерно подставить и повесить невиновного человека! Крик решил переиграть меня. “Да! Это будет единичный случай осознания красного!” Но чьего осознания красного? Этого он не сказал. Позже он пересмотрел свою позицию по этому вопросу, и все же в своем стремлении найти так называемые НКК (нейронные корреляты сознания) они с нейробиологом Кристофом Кохом так и не отказались от своей приверженности этой идее.

Возможно, другой пример лучше покажет, в чем проблема представления о толике сознания в чашке Петри. Физик и математик Роджер Пенроуз и анестезиолог Стюарт Хамерофф совместно разработали теорию сознания, которое определялось не глутаматом, а квантовыми эффектами в микротрубочках нейронов. (Микротрубочки – это трубчатые белковые цепочки, которые служат в качестве опорных балок и магистралей в цитоплазме всех клеток, не только нейронов.) Когда Хамерофф объяснил свою позицию на второй международной конференции по науке о сознании “Тусон II”, я спросил из зала: “Стюарт, в вашей практике работы анестезиологом приходилось ли вам принимать участие в одной из сложнейших операций, в ходе которых пациентам пришивают оторванные руки?” Нет, такого опыта у него не было, но он слышал о подобных операциях. “Поправьте меня, если я что-то упускаю, Стюарт, но согласно вашей теории, если бы вы были анестезиологом на такой операции, вы бы чувствовали себя обязанным обезболить оторванную руку, лежащую на льду, верно? Как-никак микротрубочки в нервах руки будут работать, как и микротрубочки остальной нервной системы, а значит, рука будет мучиться от боли, так?” Судя по лицу Стюарта, эта мысль никогда не приходила ему в голову. Мысль о том, что осознание (красного, боли, чего угодно) – в некотором роде сетевое свойство, которое предполагает скоординированные действия бесчисленного множества нейронов, сначала может не понравиться, но доведение до абсурда может помочь людям понять, почему ее надо воспринимать всерьез.