Рустам Чернов - Синхронистичность. Людологический анализ теории синхронистичности Карла Юнга

Вернемся к обсуждению предмета психологии. Человек как субъект, осуществляющий мыслительную деятельность, характерен одной особенностью, которая подчас ускользает от наблюдательного взора психологии. Пытаясь вечно обрести достаточное доказательство бытия самого себя, человеческое всегда с ужасом отказывается от признания бытия только того, что заложено, наличествует в нем самом. Пределы бытия человеческого (я не говорю о человеке лишь, как о человеческом, как о той области, которая есть противоположность всему вне себя, к ней не принадлежащего) начинаются только в человеке и в нем же прекращаются. Все наши реалии мира обнаруживают себя только как часть того, что есть бытие в возможности. Для человека как отдельного индивидуума характерна связка «бытие в возможности – бытие в действительности» , и здесь К. Юнг вполне справедливо ставит ощущение как средство получения информации на первый уровень своей Структуры психического бытия человека. Но опять же подчиняясь причинно – следственному представлению ощущение трактуется как первичная данность, с помощью которой «человек получает информацию о внешнем мире». 7 7 Там же, стр. 152. Таким образом, предполагается, что само ощущение информативно, в нем заложено значение. На самом же деле это только следствие, но никак не данность причины. Унифицированность в области чувственного – лишь следствие единой формы восприятия. Например, любое незнакомое чувство, которое до этого вообще никогда не испытывалось ни одним индивидуумом (т.е. такое информация о котором отсутствует в принципе) будет восприниматься каждым человеком на сознательном уровне как страх. Причем страх здесь не является ощущением, он есть вполне осознанная реакция, которая понимаема и принимаема сознанием как форма реакции. Человек происходит, как вид синкретичного бытия самого себя и любого явления (само понятие «себя» формируется только на этапе забывания о самом себе как об объекте взаимодействия). Так, склонность дикаря к мистическому участию есть только наше представление о форме психики первобытного человека, которое совершенно не изменилось по форме, но достаточно дифференцированно сегодня по своему содержанию. Точно так же мы строим наши суждения относительно животных, – мы приписываем им качества, которые находим в себе (с этой точки зрения строятся наши симпатии не только к животным, но и вообще к тем объектам чувственного мира, которые находятся в полной изоляции от нас в пределах встречности и подобия). Подчас объективированное представление находит реализацию в конкретном отношении (черная кошка – хороший пример).

Сознание как нечто обнаруживающее только личностное причастие к чему бы то ни было в этом отношении и есть то самое мистическое причастие дикаря. Оно, однако, дистанцированно благодаря понятию человека как некоторой целостности, вынесенной за пределы бытия чувственных объектов взаимодействия. Современности вовсе нет необходимости непосредственного действия для чувственного ощущения экзистенции самого себя- достаточно знания, ибо сегодня сама мысль может заставлять чувствовать (банальнейший вечный пример – ревность).Олимпийское спокойствие наших предков – это вовсе не аристократическая черта – это ритм той эпохи, когда сознание обнаруживало беспокойство только в случае личностного вовлечения, требующего именно действия, а не созерцания. Другой вопрос заключается в критерии личностного и вне личностного, всего того, что лишено основания действенного ощущения через только свое «Я». Тысячи людей заканчивают жизнь самоубийством только потому, что считают свои проблемы глубоко личностной судьбоносной частью своей жизни, нисколько не задумываясь о том, что все их переживания и беды – только продукт стандартизированного восприятия тех или иных общих объектов. Естественность этих процессов заставляет изумляться силе человеческой уверенности в неповторимости своего собственного «Я» 8 8 Фактический аргумент К. Юнга в пользу бытия архетипа. Ср. К. Юнг «Aion» // Избранное, Минск, 1998 стр. 177—179. . В философской антимонии нет ни одного человека, кто бы указал на отсутствие человека (Диоген и Ницше-исключения). Грань между человеком и вне человеческим – необъяснима с позиции анализа по качеству того, что преподносится под именем мышления, Эго, если угодно.

Наши представления о человеке так же условны как и представления дикаря о солнце – они порождение суммы тех представлений, которые носят «названия», содержание эпохи.

Мы принимаем под человеком некоторую данность рассуждения, которая может быть корреспондирована самыми различными источниками: как собственно детским именем, так и священным писанием, структурирующим несколько десятков образов должного человека. Человек как сумма действий надлежащей формы – такова христианская трактовка человеческого. Христианство первое предъявило к человеку требование качества относительно действия к самому себе, сделав эталоном отношение своего «Я» к предметам вне «Я», – «возлюби ближнего своего, как самого себя»; круг замыкается на самом человеке – универсум к универсуму. Далее человек – как образ, подчас подменяемый мета- формами: личность, лидер, достойный человек, – это уже круг понятий человека они требуют не действий, а подобия и соответствия, критерий —признание неперсонифицированным большинством качества, которое есть эталон. В дальнейшем схема усложняется, так как мы переходим от субъекта к деятельности и здесь критерии оценок результативны. Отношения, формы динамики, конституируются самым различным образом —обычай, правило, закон, представление. По результативности оценивается субъект. В дальнейшем человек как целостность, как замкнутость в самом себе, но это нечто противоположное дельфийскому «познай себя», ибо не предполагает активности, это уже результат прошлой активности – целостная личность, которая есть мерило для человеческого по качеству. Добавим так же атрибутивные свойства – способность мыслить, корреспондировать значение и преемственность; плюс полная уверенность в знании, что действительно человек есть, существует, ибо пока существует множество подобных тебе по умолчанию существуешь и ты (в этом античеловеческая сущность творческого одиночества – когда существуешь единожды и однажды, без подобных тебе самому).

Человек предстает как основание для бытия. Отрицать человека как целостность определенного рода символов и образов – безумие. Человеческое обнаруживает себя в области двух реакций: встречности и подобия. К. Ясперс удивительно точно уловил зависимость представлений человека о самом себе от той формы деятельности, в которую вовлечен человек. Как только все формы общественного производства принимают единое основание целесообразности и скоординированности в рамках единого пространства (восприятия пространства как единого) и времени, появляется понятие человека, которое начинает обслуживать сферу экзистенционального. И на вопрос «кто ты?» уже ответом слышится «Я- человек». Сознание вырывается из рамок профессии. Именная культура (М. К. Петров) из всецелостности приобретает форму символической причастности (имя уже не является исчерпывающим источником необходимой информации – оно становится показателем причастности к человеческому – содержание этого человеческого может быть достаточно различно от советских Даздраперм, до графской фамилии). Но, что есть человек вне самого себя при том, что это «самого себя» уже удобная форма языкового выражения необычного вопроса, которая абсолютно бессодержательна применительно к сколько- нибудь практическому анализу?..